Меня обступают друзья и подруги.
Без них не сумел бы вести я рассказ
О жизни и смерти, любви и разлуке,
О трудной эпохе, взлелеявшей нас.
Хорошо над Москвою-рекой
Услыхать соловья на рассвете,
Только нам по душе непокой -
Мы сурового времени дети.
Комсомольцы-добровольцы!
Мы сильны нашей верною дружбой,
Сквозь огонь мы пойдем, если нужно,
Открывать молодые пути.
Комсомольцы-добровольцы!
Надо верить, любить беззаветно,
Видеть солнце порой предрассветной -
Только так можно счастье найти.
Поднимайся в небесную высь,
Опускайся в глубины земные,
Очень вовремя мы родились,
Где б мы ни были - с нами Россия.
Ну, как, ребят - примут, нет?
- Волнуешься?
- А чего волноваться-то?
Да, тебе волноваться нечего.
Да и тут тоже.
Э-э-э, не в этом дело.
Я, понимаете,
на ДнепроГЭС...
рано было.
На Магнитку не пустили,
а на Амур - в армии служил.
А тут первое метро -
как же не волноваться.
А вдруг не примут.
Вы в Москве живете?
Я - нет.
Трудколония имени Горького.
- А как зовут?
- Славка Уфимцев.
- А ты?
- Город Тула.
Николай Кайтанов.
- А ты?
- Из Москвы.
Акишин. Леша.
Таганка. Парикмахер.
Кто?
А я тоже очень боюсь.
Мне одного года не достает.
- Акишин.
- Да.
Акишин есть?
Да. Это я.
Это я. Извините.
Ты там поупорней. Потверже.
Да.
Ну, так где же нам добыть
тебе недостающий годик, а?
Вот проклятый возраст.
Слушай.
Сваливай все на детдом.
Там же всегда путают документы.
- Верно.
- Ну, вот.
Верно! Верно!
Нет, нет, вы так нет, доктор,
не имеете права!
Я сам под землю, понимаете?
Добровольно.
- И я здоров!
- Да у вас легкие не в порядке!
- И нервы расшатаны.
- Где?
Ну, где расшатаны?
- Странно.
- Ну?
Доктор, ну, я прошу вас.
Ну, пустите под землю,
ну, пожалуйста.
Не имею права.
Здравствуйте, доктор.
А-а-а, Сергей Николаевич.
- Чем обязан?
- Барону Врангелю.
Да?
Опять осколок в ноге... заиграл.
Ну, сейчас, сейчас, займемся.
- Вот только пациента отправлю.
- А я не уйду.
Все равно не уйду!
Ну, объясните ему хоть вы.
Не знаю, ну,
по партийной линии, что ли.
Ну, нельзя ему в шахту.
А что такое?
- Да легкие у него.
- Легкие, да? Легкие?!
Постой, постой, я тебя
где-то видел.
Не знаю.
Ну, да. Я же у тебя стригся.
Стригся, брился,
а теперь - все, все!
Значит, бросил свою
интеллигентную профессию?
Ну, факт. А, а... он - легкие.
Но я все равно туда,
все равно.
Я здоров, ну, поймите,
я здоров!
- Ну, здоров.
- Да?
- Доктор, а, может, ничего, а?
- Нет, нет.
Доктор, а, вспомните,
каким я пришел на шахту.
Вот. А потом физически развился.
- Я тоже буду.
- Нет. Не могу, не могу.
А если на мою ответственность, а?
Ах, дядя Сережа, дядя Сережа.
Все. Все.
Дядя Сережа, все!
- Ха-ха-ха!
- Все!
Ура! Дяде Сереже ура!
Преступление? Преступление.
Да, нет, Александр Иванович,
из таких упрямых как раз
выходят шахтеры.
- Ой, мамочка!
- Держись.
Все. Пора выходить.
Подожди, ты что, с ума сошел?!
Куда ты, еще не остановка!
- Мне уже все равно.
- Да подожди ты!
- Вот, выходи.
- Да.
Э-э-эй! Как вы сюда попали?
- Кто вас к лифтам пустил?
- Я.
- Ну?
- Вот тебе и ну.
Ну, что ты все
"хи-хи-хи" да "ха-ха-ха".
- Лешк...
- Скажи лучше, как нам пройти.
Нам Теплову нужно увидеть.
А-а-а, ну, так идите прямо.
Не доходя упретесь.
Я ее где-то видел.
Лешк.
Маш, это что, новички, что ли?
Ну, да. Комсомольского набору.
А-а-а.
У любви, как у пташки крылья,
Ее нельзя никак поймать.
Тщетны были бы все усилья,
Если б вздумалось летать.
Любовь! Любовь!
Эй, любовь.
Извини, что прерываю.
Где нам Теплову можно увидеть?
- Это Лёльку, что ль?
- Ну, Лёльку.
Лёлька!
Не, так не выйдет.
Давайте хором все. Три-четыре:
Лёлька!
Ну, что же вы? Кричать, так кричать.
Давайте. Ну-ка, все.
- Три-четыре: Лёлька!
- Лёлька!
Опять самодеятельность развела.
Хоровую декламацию.
Ты почему не работаешь?!
Как это я не работаю?! А четыре
вагонетки кто набросал - не я?
А теперь еще и откатывать
вам должна, да?
Ну, ладно, ладно, ты своим
делом занимайся, а