Фильм Бернардо БЕРТОЛУЧЧИ
Майкл ПИТТ
Ева ГРИН
Луи ГАРРЕЛЬ
"МЕЧТАТЕЛИ"
Режиссер
Бернардо БЕРТОЛУЧЧИ
Впервые посмотрев кино
в "Синематек Франсэз",
я подумал: "Только французы...
Только французы могли разместить
кинотеатр во дворце".
Смотрел я "Шоковый коридор"
Сэма Фуллера.
Сцены были настолько сильные, что ты
чувствовал себя словно загипнотизированным.
Мне было двадцать лет,
был конец 60-х,
и я приехал в Париж на год
изучать французский язык.
Но именно здесь я получил
свое настоящее образование.
Я стал членом того, что в те дни было
неким подобием масонской ложи,
масонской ложи киноманов,
то, что мы называем "film buffs".
(любители кино)
Я был одним из ненасытных,
из тех, кто всегда сидит как
можно ближе к экрану.
Зачем мы садились так близко?
Может быть, потому что хотели
получить изображение первыми,
пока оно было еще
новым, еще свежим;
до того как оно преодолеет препятствие
в виде зрительских рядов за нами;
до того как оно перейдет, как
по эстафете, от ряда к ряду,
от зрителя к зрителю,
пока, изношенное, побывавшее в
употреблении, размером с почтовую марку,
не вернется в будку киномеханика.
Может быть, еще и потому, что
экран действительно был экраном.
Он экранировал нас от мира.
Но однажды вечером, весной 1968 года,
мир наконец-то прорвался через экран.
Подчиняясь неопределенной группе с
сомнительными интересами,
министр Мальро
выгнал Анри Лянглуа из
Синематек Франсэз.
Вы все могли убедиться,
что существует
свободная, настоящая культура
кинематографа.
Под бюрократическим предлогом
злейшие враги культуры
захватили теперь оплот свободы.
Не оставим этого так!
Свобода не дается, она берется!
Все, кто любит кино...
...во Франции...
...и во всем мире -...
...с вами!
С Анри Лянглуа!
Это Анри Лянглуа создал Синематек.
Потому что он любил
показывать фильмы,
вместо того, чтобы позволять им гнить
в каких-то подземных склепах.
Он показывал любые фильмы:
хорошие, плохие, старые,
новые, немые, вестерны, триллеры.
Все режиссеры Новой Волны приходили
именно сюда учиться мастерству.
Именно здесь родилось
современное кино.
Они опираются на полицию!
Лянглуа был уволен правительством,
и, казалось, все любители кино
в Париже пришли протестовать.
Это была наша собственная
культурная революция.
Извини...
Можешь ее убрать?
Прилипла.
Что?
Я прошу убрать мою сигарету.
Она прилипла.
А, да-да, да-да, конечно...
Извини.
- Ты кто? Англичанин?
- Нет, американец.
Можешь теперь затушить.
- Как тебя зовут?
- Мэттью.
Ты здесь часто бываешь...
Но никогда ни с кем не говоришь.
Мы удивлялись, почему
ты всегда один...
Да я в общем-то никого не знаю.
- А чего ты прикована к воротам?
- Я не прикована.
- Ты ужасно чистый.
- Что?
Для того, кто так любит кино.
Ты знаешь Жака?
- Жака? - Если бы у дерьма было
дерьмо, оно пахло бы именно так.
Мой брат пошел переговорить с ним.
Когда он вернется, сможешь
почувствовать, как от него несет Жаком.
Это как сидеть в свинарнике.
- Ты очень хорошо говоришь
по-английски. - Что?
Ты очень хорошо говоришь
по-английски.
У меня мать англичанка.
- Вон Тео. Когда я вас познакомлю,
потяни носом. - Да ну тебя!
Там Годар, Риветт, Шаброль, Ренуар...
Жан Руж, Ромер, Синьоре, Жан Марэ...
кто еще?
Ах, да! Марсель Карне.
А что он здесь делает?
- Так что мы делаем? Идем?
Остаемся? Что? - Не знаю.
Тео, это Мэттью.
- Ты был прав - он американец.
- Привет.
Мы тебя видели. Ты ходил
на всего Николаса Рэя.
- Да. Мне его фильмы очень нравятся.
- Какие? "Они живут ночью"?
Больше "Джонни-гитара",
"Восставшие без причины".
- Знаешь, что Годар о нем написал?
- Нет. Что?
"Николас Рэй - это и есть кино".
- Я?
- Давай, держись рядом. Скорее, скорее!
Вот так я впервые встретился
с Тео и Изабель.
Я слышал, как билось мое сердце.
Я не знаю, было ли это оттого,
что за мной гналась полиция,
или оттого, что я уже влюбился
в своих новых друзей.
Мы бродили и говорили, говорили,
говорили о политике, о фильмах,
о том,