последнее
время у меня было довольно мало солнца.
Можно спросить тебя кое о чём?
Ты живёшь одна?
Нет, у меня есть друзья. А ты?
Друзья... в такое время?
Сложно.
Не понимаю, как ты
можешь жить в Берлине?
Ты же знаешь, что происходит.
Почему ты ещё там?
Барбара, я живу в театре.
Но ведь он в Берлине!
Да, но я полагаю, ты не можешь
судить об этом из Парижа.
Ты теперь уже не просто актёр.
Ты дал присягу. Ты директор.
Я не присягал,
я только шевелил губами.
Кто-то должен сохранить
наши ценности до лучших времён.
Я буду играть Гамлета
независимо от того, нравится
Шекспир властям или нет.
Шекспир для власти
не более чем украшение.
Так распространяется зараза.
Этим власть демонстрирует:
"Мы вовсе не такие".
Тебе нельзя оставаться в Берлине.
Барбара, у меня семья в Берлине.
Я женат на театре. Ты же знаешь.
Я могу помочь людям,
у которых не всё в порядке.
А если я уеду, там не
появится никто лучший.
Фразы!
У тебя всегда одно и то же.
Твой метод самообмана
всё ещё работает без сбоев.
Понимаешь, не имеет значения,
сколько людей ты спасаешь.
Это не более чем любезные
жесты навстречу твоим друзьям.
Ты у всех на виду,
ты легализируешь этих людей,
и это вовсе не повод для оправданий.
Мы не можем выбирать, где и когда
родиться. Это время выбирает нас.
Не может же эмигрировать весь народ.
И это, между прочим, моя обязанность
как актёра - жить в своей стране,
чтобы иметь возможность
наблюдать и играть.
И я нахожусь там, я живу
там и могу тебе сказать,
среди них есть порядочные люди.
Вот кого я всегда ненавидел,
так это так называемых гениев из кофеен,
и точно так же я ненавижу этих
борцов сопротивления из кофеен.
Настоящие ценности, к которым принадлежат
театр, изобразительное искусство,
в любые времена были выше всего.
Это моё твёрдое убеждение.
И это соответствует истине.
Зачем ты, собственно,
хотел со мной встретиться?
Ну... теперь я и сам не знаю.
Это же может быть опасно для тебя.
Скажи, Барбара, ты вообще-то меня
когда-нибудь любила?
А зачем же я сегодня сюда пришла?
Если бы ты только что слушал
меня, то не спрашивал бы.
Или этого ты тоже не понял?
Ты согласен с тем,
что происходит в Германии?
Ну да, ты должен, иначе,
если ты этого не принимаешь,
почему же ты ещё живёшь там?
Скажи, что для тебя значит свобода?
Нужна ли она вообще тебе для жизни?
Или тебе нужно только
иметь успех и быть любимым?
Мне вполне хватает успеха.
Это значит, что меня любят многие.
И ярость завистников
как бальзам на душу.
Барбара, ты не можешь возлагать на меня
ответственность за ваше бессилие.
- Г-н Хёфген!
- А, м-р Дэйвидсон. Вот это сюрприз!
Это за то, что случилось в Германии!
Мадам, простите меня.
Счёт.
А... будьте любезны, счёт.
Я слишком рано?
Прощай, Барбара.
Можно я заплачу?
Чем бы я мог тут заниматься?
Свобода...
Зачем?
Оберон и Титания.
Поздравляю...
Поздравляю нашу чудесную,
всех нас очаровавшую и,
в прямом смысле
этого слова, немецкую пару.
Два молодых, но уже зрелых человека
чистейшей расы, благороднейшей крови,
которые часто приводили нас в восторг...
и которые отдают лучшие силы
нашему вновь рождённому обществу!
Да здравствуют жених и невеста!
- Ну, дорогой доктор, спасибо.
- Всего наилучшего.
Огромное спасибо.
Привет. Очень мило с вашей стороны.
Г- н генерал, прекрасно, что Вы пришли.
Они могут говорить что угодно, для меня
нет мира прекрасней, чем Грюневальд.
Вам обоим нравится здесь?
Дорогой Хендрик, я был и остаюсь
немецким актёром и патриотом,
кто бы ни руководил моей Родиной.
Не верю, что мне ещё где-нибудь так
понравилось бы, как здесь, в Грюневальде.
А где ещё можно выпить такого хорошего
пива, как в старом немецком погребке?
Цезарь, рад Вас видеть здесь.
Sic itur ad astra!
(Так идут к звёздам!)
На этой вилле, дорогой Хендрик,
Вы можете проводить репетиции.
Мы были чрезвычайно горды
Вашим выступлением в Париже,
как Вы очень просто
ответили на все вопросы,
как довольно честно и открыто
обо всём рассказали.