собой.
- Другого средства нет у вас для
продолжения породы.   - Камилло
прожитые годы ко мне суровей,
что ни час.
Хотя бы цель и оправдала женитьбу
старости седой.
Но разум хочет быть судьей.
И дело рассмотреть сначала.
Ведь может быть, чего уж хуже,
потомства не дождаться мне.
И я останусь при жене...
А ведь жена при старом муже
что плющ, повисший на ветвях.
Когда раскидистому клену он обовьет
и ствол и крону.
Он юн и свеж. А клен зачах.
И все такие рассуждения
тревожат в памяти моей печаль
давно минувших дней.
И бередят мои мучения.
Двадцатый год настанет скоро
как дожидаюсь Теодоро.
Сталь подчиняется покорно,
ее расплющивает молот.
Ее из пламенного горна
бросают в леденящий холод.
И в этой пытке, и в этой пытке,
и в этой пытке многократной
рождается клинок булатный!
Вот так мое пытают сердце,
воспламеняют нежным взглядом.
Но стоит сердцу разгореться,
надменным остужают хладом.
Сгорю ли я, сгорю ли я,
сгорю ли я в горниле страсти?
Иль закалят меня напасти?
Синьор, куда вы?
Затруднюсь ответить.
Сердечная не заживает рана
и я иду не ведая куда.
Какой со мной вчера была Диана.
А сегодня страсть исчезла без следа
и словно мы знакомы еле-еле
на радость торжествующей Марселе.
Тристан, поверь мне,
что Диана меня любила без обмана.
Давно бы вышла замуж за меня,
когда б не честь, ни титул, ни родня.
Ей честь страшна - отсюда все печали.
Когда бы я из неизвестной дали
привел вам на дом знатного отца
чтоб вы с графиней стали равны честью,
вы б улыбнулись этому известию?
Сомнения нет.
А если б я сердца соединил,
то что бы вы сказали?
Сказал бы я, что хитреца такого
вовек на свете не видали.
Все ясно, будьте же здоровы.
Увидите как мы вам верно служим,
когда вы завтра станете ей мужем.
Имею честь, синьор!
Что делать мне?
Я сам с собой в раздоре.
Но я избрал спасительный исход.
Я знаю твердо, что любовь пройдет
когда два сердца разделяет море.
Ну как, вам легче Теодоро?
Вас меньше тяготят печали?
Они мне столько счастья дали,
что я отброшу их не скоро.
Столь нежной мукой я томим,
столь сладким жалом я ужален
что был бы горько опечален
выздоровлением моим.
И у меня печаль одна -
что мне придется эту муку
обречь на вечную разлуку с той,
кем взлелеяна она.
Нужна разлука? Почему?
Меня хотят убить.
Вы правы.
Терзания горестной отравы
внушают зависть кой-кому.
Вы мне дадите дозволение отплыть
в Испанию, синьора?
Благоразумное, нет спору,
и благородное решение.
Что было горестной отравой,
забудется в чужом краю.
А я, хоть много слез пролью,
зато утешусь доброй славой.
С тех пор, как я прибила вас
граф Федерико не притворно меня ревнует
и бесспорно, расстаться - лучшее для нас.
Да, надо ехать.
Вам в дорогу дадут шесть тысяч золотых.
Я уезжаю, чтоб затих враждебный шум.
Целую ноги.
Пора.
Прощайте, Теодоро.
Я постараюсь позабыть.
- Но что мне делать, как мне быть?
- Когда же вы уйдете? Скоро?
- Сейчас.
- Постойте!
Нет, уйдите.
- Послушайте!
- Я здесь, я жду!
Нет, нет, идите.
Я иду.
Терзания страсти, вы казните страшнее,
чем любая месть.
Вы не ушли?
Теперь ушел.
О, как мне этот миг тяжел!
Ах эта родовая честь!
Нелепый вымысел, губящий то,
что сердцам всего дороже.
Кто выдумал тебя?
И все же ты нас у пропасти грозящей
спасаешь, отводя от края.
Простите, я пришел спросить.
Что, мне сегодня же отплыть?
Я не знаю, Теодоро.
Но только верьте,
мне сейчас вас видеть - худшее из зол.
Я за самим собой пришел.
Ведь я остался возле вас,
а мне уже и ехать скоро.
Я умоляю вас, отдайте мне самого себя.
Так знайте, я не отдам вас, Теодоро.
Я оставляю вас себе.
Уйдите!
Истекая кровью чести борются
с моей любовью!
А вы мешаете борьбе.
Уйдите.
Вас я не отдам,
и не просите - не дождетесь.
Вы здесь, со мною остаетесь.
А я... Я буду с вами там.
Желаю счастья вашей чести.
Да будет проклята она!
Из-за нее я лишена того,
с кем жить бы рада вместе.
Итак
осиротели, значит
покрылись тьмой мои глаза.
И все же просится слеза.
Кто