Мне было больно...
невыносимо больно. Вы правильно сказали -
двадцать лет я жила как бездетная женщина.
И дальше хочу жить так же.
К тому же, посудите сами, Уиндермир, куда это годится,
я - и вдруг мать взрослой дочери!
Маргарет двадцать один год, а я даю понять, что мне
не больше двадцати девяти - от силы тридцать.
Двадцать девять, когда лампы под
розовыми абажурами, тридцать в остальных случаях.
Так что видите, какие тут возникли бы затруднения.
Нет, я не помешаю вашей жене хранить в памяти образ
безгрешной матери, покинувшей этот мир.
Зачем мне лишать ее иллюзий?
Мне и свои-то, оказывается, нелегко сберечь.
Одной иллюзии я лишилась вчера. Я думала, что у меня нет сердца,
а оказывается - есть. Но сердце мне ни к чему, Уиндермир.
Как-то оно не вяжется с модными туалетами. Оно старит.
И в критические минуты портит вам карьеру.
Вы отвратительны... просто отвратительны.
Вам, Уиндермир, вероятно хотелось
бы, чтобы я ушла в монастырь
либо стала сестрой милосердия - словом,
поступила бы как героини дурацких современных романов.
Это неумно, Артур. В жизни мы так не поступаем...
во всяком случае если еще не растеряли свою красоту.
Нет, в наше время утешаются не раскаянием, а удовольствиями.
Раскаяние вышло из моды.
Да к тому же, если женщина искренне раскаивается,
она вынуждена шить у скверной портнихи, иначе никто ей не поверит.
А на такой шаг меня ничто не подвигнет.
Нет. Я окончательно уйду из вашей с Маргарет жизни.
Знакомство с вами было ошибкой, вчера я в этом убедилась.
Это была роковая ошибка.
Почти что роковая!
Теперь я жалею, что с самого начала не рассказал жене всю правду.
Я жалею о своих дурных поступках. Вы-о хороших.
- Этим мы и отличаемся друг от друга.
- Я вам не доверяю.
Я все равно скажу ей. Пусть лучше знает, и притом от меня.
Это причинит ей страшное горе... ей будет нестерпимо стыдно,
но иначе нельзя.
- Вы хотите ей сказать?
- Я это твердо решил.
Если вы это сделаете, я так себя ославлю, что ей несдобровать.
Жизнь для нее станет сплошным адом.
Если вы посмеете ей сказать, я не пожалею себя -
пойду на любой позор, на любое бесчестье.
Вы ей не скажете - я вам запрещаю.
Почему?
Если бы я вам ответила, что она мне
дорога, что я, быть может, люблю ее, -
вы ведь рассмеялись бы мне в лицо?
Я бы подумал, что вы говорите неправду.
Любовь матери - это преданность,
самопожертвование, забвение себя.
Откуда вам знать такие чувства?
Вы совершенно правы.
Откуда мне знать такие чувства? Оставим этот разговор.
Но говорить моей дочери, кто я, - этого я вам не разрешу.
Это моя тайна, и только моя.
Бели я сочту нужным оказать ей - а я к этому склоняюсь,
- то скажу сама еще до того, как уйду отсюда. Если нет - не скажу никогда..
В таком случае я очень прошу вас немедленно покинуть наш дом.
- Перед Маргарет я за вас извинюсь.
Простите, что заставила вас так долго ждать, миссис Эрлин.
Никак не могла найти этот снимок.
Наконец отыскала у мужа в комнате - он его, оказывается, стащил.
Я не удивляюсь.
снимок прелестный.
А это, значит, ваш сын.
- Как его зовут?
- Джерард, так звали моего отца.
В самом деле?
Да. Если бы родилась девочка,
я бы назвала ее в честь моей матери.
Маму звали так же, как меня, - Маргарет.
И меня зовут Маргарет.
- Да неужели?
- Да.
Ваш муж говорил мне, леди Уиндермир, что вы свято чтите память матери?
У всех у нас есть идеалы. Или должны быть.
- Для меня идеал - моя мать.
- Идеалы - опасная вещь.
Факты лучше. Они ранят, но они все же лучше.
Если б я потеряла свой идеал, у меня бы ничего не осталось.
- Ничего?
- Да.
А отец ваш много рассказывал вам о вашей матери?
Нет, это было ему слишком тяжело.
Он рассказал мне, что мама умерла, когда мне было несколько месяцев.
Рассказал со слезами на глазах.
А потом велел мне больше никогда о ней не заговаривать.
Даже упоминание о ней причиняло ему боль. ка.
Мой отец...
он умер от разбитого сердца.
Несчастнее его я не знала человека.
Как ни грустно, леди Уиндермир, мне пора ехать.
-