добрый король.
Но ничего не поделаешь, на него иной раз находят причуды.
Утешим рыцаря
и будем жить, ягнятки!
Терпенья наберитесь. Мы на сцене
Вам разных мест
подобие представим.
Король покинул Лондон;
и теперь,
Почтенные, мы перейдём в Саутемптон.
Там наш театр, там будете и вы.
Оттуда вас во Францию доставим.
Затем назад примчим, для переправы
Смирив пролив.
Король свой путь пройдёт —
В Саутемптон наша сцена перейдёт.
Попутный ветер дует.
Дядя, отпустите
Преступника, что взят вчера в тюрьму
За оскорбление особы нашей.
Мы думаем: вино тому причиной.
Теперь он трезв, и мы его прощаем.
Такое милосердие опасно.
Пусть понесёт он кару,
чтоб других
Не заразил своим дурным примером.
О, дайте проявить нам милосердье!
Нет сомнений,
Преграды все устранены с пути.
За дело, земляки!
Мы наши силы
Поручим Богу
и в поход направим.
Садитесь веселей на корабли!
Развёрнуты знамёна боевые.
Пускай лишусь я английского трона,
Коль не надену Франции корону.
Игрой воображенья
Прошу восполнить наше представленье.
Бог да хранит тебя, король наш Хел!
Будь счастлив, милый мальчик!
Король! Юпитер мой! Я говорю
С тобой!
Старик, тебя не знаю я.
Молись.
Шутам так не к лицу седины!
Мне долго снился человек подобный —
Такой же старый, грубый и распутный;
Проснулся я, и мне мой сон противен.
Не отвечай дурацкой шуткой мне;
Не думай, будто тот же я, что раньше.
Известно Богу, и увидит мир,
Что я от прежнего себя отрёкся,
Как и от всех, с кем некогда дружил.
Прошу тебя, сахарный ты мой муженёк, позволь мне проводить тебя до Стенса.
Нет, у меня и так в груди тоска.
Ободрись, Бардольф.— Ним, распетушись.
Мужайся, малый.
Умер наш Фальстаф —
И мы скорбеть должны.
Сэр Джон скончался.
Бог да будет с ним!
Хотел бы я быть с ним, где бы он ни был сейчас, на небесах или в аду.
Нет, уж он-то не в аду!
Он в лоне Артуровом, если только кому удавалось туда попасть.
Он так хорошо отошёл,
ну, совсем как новорождённый младенец;
скончался он между двенадцатью и часом, как раз с наступлением отлива.
Вижу я, стал он простыни руками перебирать да играть цветами,
потом посмотрел на свои пальцы и усмехнулся.
Ну, думаю, не жилец он больше на свете.
Нос у него заострился, как перо,
и начал он бормотать про какие-то зелёные луга.
«Ну как дела, сэр Джон?— говорю я ему.— Не унывайте, дружок».
А он как вскрикнет:
«Боже мой! Боже мой! Боже мой!» — так раза три или четыре подряд.
Я, чтобы его утешить, сказала, что ему, мол, незачем думать о Боге;
мне думалось, что ему ещё рано расстраивать себя такими мыслями.
Тут он велел мне потеплее закутать ему ноги.
Я сунула руку под одеяло и пощупала ему ступни —
они были холодные, как камень;
потом пощупала колени —
то же самое,
потом ещё выше, ещё выше,—
всё было холодное, как камень.
Говорят, он проклинал херес.
Да, проклинал.
— И женщин.
— Нет, этого не было.
Как же нет? Он говорил, что они воплощённые дьяволы с мясом и костями.
Он как-то сказал, что попадёт к дьяволу в лапы из-за женщин.
Да, случалось, он затрагивал женщин;
но ведь он был ревматик и всё толковал о вавилонской блуднице.
Помните, раз увидел он блоху на носу Бардольфа —
и говорит: «Это грешная душа горит в аду».
Ну, теперь топливу-то пришёл конец, нечем поддерживать огонь.
Вот и всё, что я нажил у него на службе.
Не пора ли нам в путь? Король, пожалуй, уже отплыл из Саутемптона.
Идём!
Любовь моя, подставь мне губки.
Оберегай имущество моё.
Ну, осуши хрусталь своих очей!
Во Францию, собратья по оружью!
Мы из французов
высосем всю кровь.
Скорей целуй её в уста.— Идёмте!
Прощай, хозяйка.
Я не могу целоваться — в этом вся соль. Однако прощайте.
Хозяйкой крепкой будь — вот мой тебе завет.
Прощай, прощай,
божественная Зенократа!
Всего на свете слаще быть царём
И с торжеством вступать в свой град Персеполь.
Представьте, как садится
Король в доспехах бранных на корабль
В Хемптонской гавани, и гордый флот,—
Взгляните вы фантазии очами,
Как по снастям карабкаются юнги;
Свисток