Илья Ильич, ты что шумишь?
- Маменьку не разбуди.
- Маменька приехала!
- Когда маменька встанет?
- Скоро.
А когда она приехала?
Поздно, батюшка.
Ты спал уже.
Я пойду послушаю,
не проснулась ли.
Да что ты, батюшка,
беспокойный такой.
День только маменьку не видел,
а уж извелся весь.
А от чего это, няня,
там светло, а тут темно?
А ужо будет и тут светло.
Оттого, что солнце
идет навстречу месяцу
и не видит его,
вот и хмурится...
Илья Ильич,
ты чего тут стоишь?
Разбудишь маменьку.
Маменька приехала!
Маменька приехала!
В Петербурге, в Гороховой улице,
в одном из больших домов,
населения которого стало бы
на уездный город,
%
лежал в постели на свои квартире
Илья Ильич Обломов.
Лежанье у Ильи Ильича
не было ни необходимостью,
как у больного,
%
ни случайностью, как у уставшего,
ни наслаждением, как у лентяя,
это было нормальным его состоянием.
Обломов, дворянин родом,
%
коллежский секретарь чином,
поселился в Петербурге 1 2 лет назад.
Тогда еще он был молод,
полон был разных стремлений,
ждал многого и от судьбы,
и от самого себя.
Но дни шли за днями,
годы сменялись годами,
служба была оставлена,
пушок обратился в бороду,
талия округлилась,
волосы стали лезть,
перевалило за 30 лет,
а он ни на шаг не продвинулся
ни на каком поприще
и все стоял там же,
где и был 10 лет назад.
Захар.
Захар!
Ну куда же ты?
Вы же ничего не говорите.
Ты видишь, барин озабочен,
так подожди.
- Сыщи письмо.
- Какое письмо?
Ты от почтальона его принял.
Грязное такое.
Не знаю, куда вы его положили.
Ты ничего никогда не знаешь.
В корзине посмотри
или не завалилось ли за диван.
Спинка у дивана
до сих пор не починена.
Позвал бы столяра да починил.
Ты же изломал.
- Она сама изломалась.
- Понятно.
- Нашел?
- Какие-то письма.
Не те.
Ладно, поди.
Право, я встану, сам найду.
Какая же у тебя чистота кругом.
Пыли, грязи!
Боже ж ты мой!
Ничего не делаешь.
Все подметено, все прибрано,
словно к свадьбе.
Чего еще?
- А это что у стола?
- Это, пожалуй, уберу.
Только-то.
А пыль, а грязь, а паутина?
Я иногда вижу клопа на стене.
- У меня и блохи есть.
- Это же гадость.
Не смеяться надо, Захар,
а убирать, убирать лучше.
Захар, умыться готово?
Готово давно.
Чего не встаете?
Управляющий опять просит
съехать, квартира нужна.
Не смей напоминать мне
о квартире, я тебе уже запрещал.
Лучше бы к мяснику сходил.
Не пойду, больше в долг не дадут.
- Что мы ему должны?
- 86 рублей.
Ты с ума сошел.
Так не платили месяца три.
Как это только в тебя влезает?
Вы бы лучше написали
домовому хозяину,
так, может, он бы вас
с квартиры не тронул.
Ладно, ступай к мяснику,
а я подумаю и напишу.
Иду.
Илья Ильич был сильно озабочен.
По смерти отца и матери
он стал обладателем 350 душ,
доставшихся ему в наследство
в одной из отдаленных губерний.
Из этого имения от старосты
он получил неприятное письмо.
Известно, о каких неприятностей
может писать староста:
%
неурожаи, недоимки,
уменьшение дохода...
Еще несколько лет назад
Илья Ильич стал создавать
%
план улучшении в имении.
Ему и хотелось бы
%
улучшении по этому плану,
но только чтобы это
сделалось как-нибудь само собой.
А тут еще хозяин съехать просит,
квартира нужна.
Обломов был в затруднении,
о чем думать:
о письме ли старосты,
о переезде, о деньгах ли...
Захар!
- Вы письмо написали?
- А ты в лавку ходил?
Закрыто, ушел куда-то мясник.
Потом еще схожу.
А, ну ладно.
Кто еще...
Это вы, Алексеев?
Я вам руки не подам,
вы с холода.
Какой холод, Илья Ильич?
Оттепель.
Я не думал к вам сегодня,
да Овчинин встретился.
Я за вами.
Да, к Овчинину поедемте.
Там сегодня собрались
Матвей Андреевич Альянов,
Казимир Альбертович Пхайло,
Василий Севостьянович Колымягин.
Что же они собрались?
Что им нужно от меня?
Овчинин зовет вас обедать.
Обедать?
Садитесь, подумаем.
Вставайте, пора одеваться.
- Я еще не умывался.
- Так умывайтесь.
Что же вы?
- Что?
- Да все лежите.
- А что такое?
- Вы хотели