Мне бы тогда пришлось пересказать
всю европейскую историю.
Разумеется.
Вообще-то, политика стала ДЛя меня чем-то
непостижимым, лишь когда я начал писать.
Я хотел писать о политике и вдруг обнаружил,
что не могу подобрать нужные слова.
То есть, слова ДЛя этого,
конечно, существовали,..
. . .но ко мне они не имели никакого
отношения и не вызывали во мне никаких чувств.
Написанное казалось мне сочиненным
кем-то другим.
То, что у меня получалось, напоминало
речи прогрессивных политиков.
Только я был более беспомощным,
ведь я не совершал никаких действий.
И еще мои тексты были более острыми.
Впрочем, это тоже следствие беспомощности.
Так, может быть, стоило бы активно заняться
политикой и оставить писательство?
Но ведь я именно благодаря тому,
что писал,..
. . .заметил, что мои потребности не могут быть
выражены политическим языком.
До сих пор их во мне всегда пробуждали
только поэты, а не политики.
Да какое людям дело до твоих личных
потребностей?
У каждого есть личные потребности.
Истина именно в них.
Для меня важны только мои личные
потребности.
Но их невозможно удовлетворить.
А вот цели, которые ставят перед собой
политики, вполне достижимы.
Если бы политика и поэзия могли
стать единым целым!
Тогда бы исчезли желания и наступил
конец света.
Ночью я видел вас, лежащим на полу
рядом с кроватью.
А в руке у вас было нечто вроде бича.
За что вы себя наказываете?
Пришло время рассказать вашу историю.
Утром на террасе я спел песню, которую
раньше пел один еврей.
- Он ваш друг?.
- Я его убил.
Помните кондуктора в поезде?
Как он по-военному отдал мне честь,
когда уходил?
Он был моим адъютантом в Вильне.
Мне, между прочим, доводилось и
спасать евреев.
Вы умеете плавать?
Откуда вы знаете, что я не умею плавать?
Мне этого хотелось.
Идешь вот так, и кажется, что у тебя
на ногах сапоги-скороходы.
И мне даже понятна твоя нелюбовь
к политике, Вильгельм.
Я без природы никак не могу. Благодаря
ей я обо всем забываю.
Невинные забавы юности у костра.
Мы подбрасывали в него хворост и
потому, как он горел, определяли свое будущее.
А как мы прыгали через костер!
Хохотали и ни о чем не думали.
Тогда мы еще могли радоваться
запеченной в золе картошке.
Зато сегодняшние благополучные детишки
из зажиточных семей ощущают себя героями,..
. . .когда жарят на вертеле поросенка в саду
у родителей.
Я все время пытаюсь вспомнить свой сон.
Он про моего дядю, это я помню.
Кстати, мне пришло на ум короткое
стихотворение.
Своего рода хайку.
По-моему, когда пишешь, важнее, чтобы тебе не
приходило на ум что-то, а бросалось в глаза.
Так ты хочешь послушать или нет?
А я только что историю одну сочинил.
Расскажи.
Сначала ты прочти свое стихотворение.
Оно называется "Ласково".
"Ласково".
"Ласково смотрит мать на детей за едой".
Стихотворение Бернхарда Ландау.
Отлично.
Моя история тоже довольно короткая.
Примерно так.
"Наконец он решился сказать, что любит ее".
"Но в тот момент, когда он произносил
"я люблю тебя",..
. . .она непроизвольно взяла со стола
зубочистку".
"С тех пор он всю жизнь ее ненавидел".
Так он женился на ней?
Разумеется. Ведь он сказал, что любит ее.
Об этом ты тоже должен упомянуть
в своей истории.
Иначе она будет всего лишь забавным
наблюдением.
И, кроме того, им надо дать имена.
Просто "он" и "она" - это несерьезно.
- Как же мне их назвать?
- Антон и Марта.
"Антон: наконец Антон решился сказать
Марте, что он ее любит".
Пожалуй, целый роман получается.
Ты меня не искал.
Нет, искал.
У тебя такое кроткое лицо.
Это потому что тебе грустно?
Да.
Не говори, о чем ты сейчас думаешь.
Ты мне хотел так много рассказать.
Сегодня мне действительно хочется быть
с тобой наедине.
Обычно я боюсь оставаться с другим
человеком с глазу на глаз.
Между прочим, сон про коньки я выдумала.
Просто у меня было такое настроение.
Я это понял. И поэтому, когда ты
рассказывала, не смотрел на тебя.
А ты видел, что по дороге были
разбросаны птичьи перья?
Да,