увозил их жен.
Ложь!
Все ложь!
Ты с кем-то разговаривал.
Если бы ты знал,
как мне тяжело.
Я все ждала, что ты убьешь меня.
Прогонишь под дождь и грозу.
А ты все медлишь.
У меня нет никого, кроме тебя.
Никого.
И у меня никого нет.
- Иван Андреевич, выходите!
- Я сейчас.
Четыре часа, пока доедем.
Постой!
Срамота какая!
Знал бы, не пошел.
Убирайтесь скорее!
Я полагаю, что дальше идти незачем.
И здесь ладно.
Да, конечно.
Посмотрите, господа, как славно.
За что он так ненавидит Иван Андреевича?
А тот - его?
Господи, если бы они с детства знали
такую нужду, как я.
Если бы воспитывались среди алчных,
грубых, неотесанных,
попрекающих куском хлеба,
то как бы охотно прощали
взаимные недостатки,
ценили бы все то хорошее,
что есть в каждом из них.
Вот он, шалый, распущенный,
но ведь не украдет.
''Не попрекнет жену: ''''лопаешь, работать''
''не хочешь'''',''
не станет ребенка бить вожжами.
Так не лучше им, Господи, направить
ненависть свою и гнев,
против грубого невежества, нечистоты,
ругани, .женского визга.
Вам я еще не сообщил своих условий.
Каждая сторона платит мне по 15 рублей.
В случае смерти одного из противников,
оставшийся в живых платит все 30.
У Лаевского дрожат руки,
он и пистолет теперь не поднимет.
Драться с ним - нечеловечно. Надо отложить
дуэль, что ли, помирить их.
- Поговорите с фон Кореном.
- Я правила дуэли не знаю и знать не желаю.
Может он подумает, что Лаевский струсил
и меня подослал к нему?
Убирайся! Ну кто тебе заказывал?
Пшел вон!
Я прошу Вас, Иван Андреич сегодня
не в нормальном состоянии,
у него произошло несчастье.
Терпеть не могу сплетен, но...
Вчера вечером он в доме Меридова
застал свою мадам с одним господином.
Какая гадость!
Господа, чего ж это мы дожидаемся?
Почему не начинаем?
Господа, мы предлагаем вам помириться.
О примирении уже говорили.
Какая еще следующая формальность?
Вы люди университетские и образованные,
сами видите в дуэли устарелую,
пустую формальность.
Покончите же, господа, ваше недоразумение,
подайте друг другу руки
и поедем домой пить мировую.
Ведь честное слово, господа!
Я ничего не имею против
Николая Васильевича.
Если он находит, что я виноват,
я готов извиниться.
Дуэль есть дуэль, и не следует делать ее
фальшивее и глупее, чем она есть.
Я желаю драться!
Достань пистолеты.
Давайте.
Господа, кто-нибудь помнит,
как там описано у Лермонтова?
Как нужно становиться и что должны
делать секунданты?
У Тургенева тоже Базаров стрелялся
с кем-то там...
К барьеру! Где барьер?
Вот барьер.
Бросьте! Шесть часов, господа,
у меня визиты в городе.
Отмерьте расстояние - вот и все.
Куда? Уходите, убирайтесь!
Доктор, не ходите, как маятник.
У меня от Вас мелькает в глазах.
Кончено.
Он убьет его!
- Как Вы сюда попали?
- Нечистый попутал, говорит: иди, иди.
Ну теперь, слава Богу!
Наш дедка-тарантул будет доволен...
Смеху-то, смеху!
Только я Вас прошу, никому не говорите,
что я был тут,
а то мне влетит в загривок от начальства.
Скажут, дьякон секундантом был.
Я жив. Это с меня.
У Вас было такое лицо, что я думал,
что Вы его непременно убьете.
Да. Но Вы мне крикнули под руку,
и я промахнулся.
- Как это противно природе человеческой.
- Поехали, дьякон.
Садитесь с нами.
- Поехали, шампанское ждет.
- Нет, я сам доберусь.
Мне просохнуть надо.
Пятнадцать. Моя доля.
Отец благочинный зашел в погреб винный.
Аминь.
Выпить на пятиалтынный, приблизительно.
Аминь.
А монахи молодые, словно жиром налитые
пьют наливочки густые исключительно.
Теперь Вы можете высоко держать голову
и смело смотреть людям в глаза.
И теперь у вас будет, как у всех.
- Ты б зашел к нему простился.
- К кому? - К Лаевскому.
Передай ему и его жене, что когда я уезжал,
я желал всего хорошего.
И попроси его, если это возможно,
не поминал меня лихом.
- Ты сам зайди к нему.
- Нет, это неудобно.
- Отчего же? Может больше уже и не увидишься
с ним. - Это правда.
Он с утра и до вечера дома сидит.
Все сидит и не