Джонатан,
перестань зубоскалить, ну же".
- Да, мы такое говорили. Абсолютно верно.
- Можешь ли ты сказать другу...
после 170, или вы сделали 179...
- Восемь, 178.
- и вот последний эпизод... Точно.
Итак, 178. И вдруг на 177 эпизоде Джонатан
говорит: "Патрик,
я не могу смотреть на твою улыбку,
- перестань улыбаться"?
- Да, конечно. Конечно.
- Правда?
- Только мы это говорили
друг другу не в качестве режиссеров.
Говорили, конечно. Мы были полностью
раскрепощены.
- Ну, ты же все видела.
- Да, да.
Если что-то не нравилось в чьей-то игре...
На нашей съемочной площадке надо
было иметь толстую кожу,
иначе было не прожить.
Это было очень, очень грубое окружение.
- Жесткое.
- Да, точно.
- Крутая комната.
-  Я не понимаю этого разграничения.
Ты сказал, что тебе очень нравится
делать эпизоды,
но ты не хочешь снимать фильм?
Да, потому что...
я повидал много фильмов, и это
выше моих возможностей.
Размеры и размах просто огромны.
К тому же я считал, что не смогу играть капитана
и нести еще такую ответственность.
Я не знаю, как это было у вас, но если
я режиссировал эпизод,
я ненавидел сцены со своим участием.
И, более того, я просто не мог нормально
играть в своих эпизодах.
Вроде был все тот же, руки и ноги, но я был
очень зажат в своих эпизодах.
И я пытался угоровить их вырезать мои сцены,
но их все равно оставляли.
Но все-таки давали эпизоды,
где было не много своих сцен.
Никто из нас не снимал ничего,
в чем приходилось бы интенсивно играть.
Я это очень хорошо понимаю.
В первом фильме, который мне довелось
режиссировать, я почти не появлялся.
Он назывался "В поисках Спока", так что
мне не надо было там быть вплоть до конца.
- Они просто не могли тебя найти.
- Точно.
Ну они же думали, что ты умер.
Чем дольше меня не могли найти,
тем лучше я становился.
- Помнишь?
- Да, "помнишь", в этом весь и смак.
Я не мог дождаться, чтобы  скинуть с себя
униформу и одеть джинсы и футболку,
повесить видоискатель на шею.
Мы здорово веселились на съемках сериала,
но кое-что случалось в самом начале,
как недавно выяснилось.
Я был занозой в заднице.
- Нет!
- Джонатан, да ладно тебе!
Погоди, ты в прямом смысле или в переносном?
О да, я был таким в начале съемок.
- Рассказывай.
- Я был...
Ну, это вы уж точно сейчас весь туман
поразгоняете.
- Погоди, мы добрались до самого интересного.
- Нет, нет, это...
- Это может разозлить...
- Дай им...
Дай им поговрить об этом.
Я хочу об этом услышать.
Итак, Доктор...
- А он действительно похож на психиатра,
правда? Да.
- Точно, похож.
Я был напуган.
Причина, по которой я был занозой в
заднице,
в том, что я боялся.
- Чего?
- Работы, на которую меня пригласили.
Я никогда ничем подобным не занимался,
никогда не работал в Голливуде,
не был в голливудской студии.
- А все люди вокруг меня были так легки в общении, расслаблены и знакомы со всем.
А на меня давила ответственность этого кресла.
Но как ты определил...
Какие были результаты того, что ты
был занозой в заднице?
Ну, я воспринимал все предельно серьезно
и требовал от коллег того же.
И в самом начале состоялось знаменитое
заседание,
которое я созвал. Я же был капитаном,
в конце концов.
Знаете, я же был первым номером в
платежной ведомости.
Он до сих пор называет меня "Номер один".
Я собрал всех вместе и сказал:
"Я считаю, что очень важно,
чтобы мы начали относиться к работе более
серьезно.
Я считаю, что вокруг слишком много
баловства". Боже, я не верю, что я это рассказываю.
"Слишком много баловства и шуток на съемочной площадке.
Мы тратим время зря. Вы все должны помнить
и понимать, что все мы разъезжаемся домой
в разное время,
а все эти люди здесь
работают по 12, а то и больше,
часов в день, день за днем.
Так что я считаю, что мы обязаны..."
Представляете, я такое говорил...
Ты бы толкнул такую речь, Билл?
Я бы сказал как раз обратное. А вот
Леонард вполне мог такое сказать.
А, понятно!
- Ну, я помню...
- Ты опять врешь!
Ты врешь, не делай этого.