после часа.
Это Центр управления полётами им. Кеннеди.
Олдрин: Не понимаю, почему люди,
никогда не бывавшие в ракете,
всё время спрашивают:
"Вам не было страшно?"
Нет, нам не было страшно.
Вот если что-то случится,
тогда можно и испугаться.
Оператор связи: Мы пересекли
двухминутный порог отсчёта,
осталось 1 минута 54 секунды.
Коллинз: Отсчёт - это вещь крайне негативная.
Ты просто надеешься, что
ничего неправильного не случится.
Ты думаешь: "ох, сначала вот так...
и может потом вот так..."
И когда наступает сам момент старта,
внезапно, как будто кто-то включил
большую электрическую лампочку,
ты понимаешь "Да, думаю,
мы действительно собираемся лететь,
Думаю, именно это и произойдёт.
Мы улетаем!"
Оператор связи: 30 секунд до старта.
Астронавты докладывают,
что чувствуют себя хорошо.
25 секунд до старта.
20 секунд.
15.
Управление внутреннее.
12, 11, 10, 9...
Включилось зажигание.
6, 5, 4...
3, 2, 1, 0.
Олдрин: В момент старта
на приборной панели менялись цифры,
раздавались звуки, указывающие
что мы вот-вот взлетим,
но что мы чувствовали?
Я думаю, чувствовали мы,
в эти самые первые моменты,
что мы уже больше не были привязаны к земле,
но была некая лёгкая дрожь,  возможно,
в системе управления.
Я бы описал это, как когда нервный новичок
ведёт широкую машину по узкой улице.
Знаете, когда ты внёс поправки,
но не очень уверен.
Ты вихляешь туда-сюда...
А этот здоровый мотор внизу
знаете, вращается вперёд-назад,
чтобы удержать тебя в равновесии.
Это как карандаш - чтобы его удержать в равновесии,
нужно быть очень точным в движениях.
И это раскручивание моторов
ты ощущаешь своими штанами
и думаешь: "Ну и дела, эта пусковая вышка
всего  в нескольких шагах.
Надеюсь, этот сосунок не собирается
раскручивать моторы слишком долго".
И потом, когда тебе говорят,
что пусковая вышка свободна,
ты говоришь что-то типа:
"Упс,
это хорошо. Значит можно не беспокоиться,
что можем столкнуться с лосем",
И потом ты оттуда улетаешь.
Выдержит ли металл такую вибрацию?
Понимали ли инженеры,
как всё будет трястись?
Потому что всё трясётся и вибрирует так,
как я даже представить себе не мог.
Лоувелл: Когда открылись топливные коллекторы,
мы могли слышать, как горючее
грохочет вниз по этим огромным трубам.
И только тогда до меня дошло,
с эмоциональной точки зрения,
что мы отправляемся на Луну.
Митчелл: Звуки и содрогания,
идущие от двигателей,
от этих 5-ти запущенных двигателей,
сотрясают всё твоё тело.
Это очень впечатляет.
Скотт: Вы не просто едете вперёд.
Множество людей думают,
что вы просто лежите на спине
и ждёте, когда это случится.
Но это не так, потому что каждую секунду
происходит что-нибудь значительное.
Дьюк: Позднее от бортового врача я узнал,
что мой пульс при старте был 144.
У Джона был 70.
Э, да, я сказал ему.
Я сказал, что мой пульс слишком стар,
чтоб биться чаще. Да.
Я удивлялся, зачем мы проделывали
все эти симуляции запуска?
Если бы мне надо было дотянуться до выключателя
при всей этой вибрации,
я совсем не был бы уверен,
куда положил руку.
Сернан: Мы были в пути.
Мэн: Какая поездка, малыш, какая поездка!
Сернан: В моих руках было управление
этой машиной.
Если бы система управления не справилась
или стала отклоняться,
или завела бы нас туда,
куда не надо ни нам, ни Земле,
я мог бы щёлкнуть выключателем,
и мог бы сам управлять 7-ю...
или даже семью с половиной
миллионов фунтов
толкателя ракеты простым этим рычажком
и самостоятельно лететь на Луну.
И гарантирую вам, я практиковался
и репетировал это столько раз,
что почти...
почти мечтал, чтобы система
оставила это дело мне.
Каждый её вздох я вздыхал вместе с ней.
Она была совершенно уникальной
и в какую адскую поездку она нас влекла!
Дюк: Нас предупредили
о выключении Сатурна,
что перегрузки упадут с 4,5 Ж
до нуля вот так сразу.
И огромный огненный шар
с рёвом проходит вдоль всей ракеты-носителя...
И тогда... Прямо перед тобой
сгорает вторая ступень
и ты летишь