Поэтому мы решили записывать
хор и пение вживую.
И использовать другие инструменты
помимо наших.
Результат налицо.
Просто невероятно, насколько красиво
звучат песни с акустическими инструментами.
У Якоба есть одна замечательная способность:
он знает наши сильные стороны
и пользуется ими.
Он реализует наши идеи и
помогает понять вещи,
когда мы уже не можем определить,
хорошо это или плохо.
Потому что у него свой взгляд на вещи.
Я думаю, что он единственный среди нас,
кто так глубоко чувствует музыку.
Он слышит вещи, которые я просто не могу услышать.
У него словно телескоп в ухе.
У него прекрасно получается делать
аранжировки и выстраивать песни.
Со стороны может быть и не заметно,
что песня была спета не так.
Но он всегда слышит и поправляет.
Якоб не знает немецкого, поэтому
полагается на слух, на фонетику.
И делает все великолепно.
Сейчас у нас есть система жестких дисков
с неограниченным количеством треков.
И Тиль обычно поет песню целиком,
т.е. я просто позволяю ему спеть песню.
В 9 случаях из 10 он поет ее полностью.
Обычно я записываюсь в студии.
Но на этот раз мы сделали так,
что я могу петь в своей спальне.
Зачем?
Окружающие тебя вещи играют большую роль.
Например, я могу смотреть в окно.
В студии же все немного обезличено.
Особенно когда Якоб сидит
в соседней комнате.
Одну песню я все время пел, держа
листок с текстом перед собой.
Я знал, что это будет тяжело.
По-моему, я спел ее 82 раза.
Некоторые песни мы записывали много раз.
А потом Якоб все это совместил.
Тридцать секунд отсюда... вставляем сюда,
еще 140 дублей и все готово.
На запись некоторые песен уходило до 80 дублей.
Затем он понимал, что между некоторыми
гитарными прогрышами он должен петь более открыто.
В тех местах, которые меняют картину песни,
то, какой она должна быть, ее атмосферу.
Поэтому мы возвращались назад и делали
все заново, чтобы достичь нужного звучания.
Иногда я был готов задушить его!
И почему ты этого не сделал?
Для этого мне нужно спуститься вниз...
А когда спущусь туда, он будет сидеть там
и смотреть на меня так,
что на него невозможно будет злиться.
Тилю нравится работать.
Он спортсмен. Пловец.
Любит соревноваться.
Прекрасно! Очень, очень хорошо!
Так, теперь давайте "Amerika".
Мы много раз записывались в Стокгольме.
Наш первый альбом был записан здесь,
и мы начинали микшировать его здесь.
Здесь же мы микшировали третий альбом.
С "Mutter" получилось все настолько хорошо,
что мы решили работать с тем же человеком:
Штефаном Глауманном.
Единственная проблема была в том, что он
работает только здесь, в своей студии.
У него есть специальное оборудование,
управляться с которым может только он сам.
Ну и поскольку ты не можешь
перевезти Штефана и его студию,
ты должен сам к нему приехать.
Вам не кажется, что здесь
слишком много микрофонов?
Да, но так надо!
По три микрофона на тарелку и по одному
на томы. Это нормально?
Ну может мы немного перестарались,
но пусть все так и остается.
Может быть использовать один микрофон
было бы лучше, но мы выбрали двадцать пять.
Двадцать шесть!
Шнайдер, мы любим тебя!
Прекрасный заход. Великолепно!
Может опять нажать кнопку сигнализации?
Мир, мир, мир.
Миру - мир.
Пойдешь спать или поделаешь еще что-нибудь?
Ну пока!
Вот - четвертый...
По-моему, звучит неправильно.
Это музыка!
- Ладно, тогда я использую его.
Тебе это не нравится?
- Нравится! Все нормально...
Рабочее название альбома было "Amore"
("Любовь"), и мне оно очень нравится.
По-моему, лучший вариант. У нас была
одна песня на стадии демо-версии -
"Sonntag bei Omi" ("Воскресенье с бабушкой"),
тоже хорошее название для альбома.
"Rot" ("Красный").
Я бы хотел назвать его "Nein" ("Нет").
Действительно хорошее название.
Мне нравится название "Amerika" ("Америка")...
Мне нравится "Amore" ("Любовь")...
Не знаю.
Я был бы рад, если бы альбом назывался "Reise, Reise".
Хорошо.
Подходит!
Перевод на русский язык -
Maxim de Tray.