Спокойнее.
Ему видите ли смешно.
В более глупейшем положении
я еще в жизни не был.
Брось ты. Был ты и в дурацком,
и в более глупейшем.
Нет, не был. Идиотизм.
Ничего, завтра утром принесут баланду,
подстригут, от этого лучше волосы растут.
И пойдем мы, товарищ Харламов,
на свежем воздухе метелкой махать.
Под твоим руководством.
Черт его знает, что сегодня со мной.
Всегда сдерживался - и вот.
А так иногда хочется морду разбить
сволочи какой-нибудь. Вся кожа зудит.
Сдерживаешься, пока он тебя за кошелек
или за горло не возьмет, терпишь.
Пробки пережег, Коля. Бывает.
- Нет, ты знаешь, мне показалось...
- Чего тебе показалось?
Понимаешь, я вдруг почувствовал себя,
как на фронте. Все ясно.
Вот враг, рядом свои, и наше дело
правое. Ну?
Сначала ничего было,
потом прихватило.
В 47-м положили, 2 года мурыжили.
И рана была ерундовая, да прихватило.
Железу какую-то. Думал все, хана.
Обидно уж, после войны-то.
Да выкарабкался. Вернулся домой.
Люба моя.
Она ведь у меня какая красавица была,
но жизнь у нее не сахарная вышла.
Вернулся. Она мне баньку, бутылочку.
Постельку чистую постлала.
А я, слышь, сижу зверюга зверюгой.
Набрался, конечно.
Слова доброго сказать не могу.
Аж задыхаюсь.
Ну не может, думаю, быть, чтоб такая
баба, молодая и 2 года ни с кем.
Потом и время прошло,
а мысль эта застряла.
Один раз сделал вид, что иду на
дежурство, а сам встал у подъезда, жду.
Смотрю выходит. В новом платьишке.
Со мной еще в нем никуда не сходила.
Ах ты... Ну, думаю, убью.
А сам иду.
Сам же себе говорю: не надо,
лучше окликни. А сам иду.
И заходит она, знаешь куда?
В церковь.
Я от нее в жизни про Христа слова
не слыхивал.
Ну, думаю, значит свидание,
в церкви-то.
Захожу, там темно. Свечки горят.
Она тоже берет свечку и к иконам.
И вдруг слышу, благодарит она
Господа Бога за победу, за Сталина
и за то, что не дал мне загнуться.
Хотел сказать: не надо, Люба,
пойдем отсюда.
Вишневского надо благодарить, и Витьку
Харламова, что на себе по снегу волок.
Сам себе ноги поморозил, а волок.
Да неудобно, что я за ней сюда приперся.
- Чего ж ты не написал?
- Время такое было. Думал сам выберусь.
- Ну и дурак.
- Ладно, Все путем.
Это черт знает что.
Что-то я вас не пойму.
Хнычем, переживаем
и никто палец о палец не ударит,
чтобы выйти отсюда.
- Как выйти?
- Вот дверь. Иди.
- Иди ты к черту. Она ж заперта.
А ты пойди попробуй.
Да оторви задницу-то от скамьи.
Ты соображаешь, что ты говоришь?
Ребята, бросьте валять дурака.
Подвинься, Витя.
Да вы что, с ума сошли?
Что за мальчишество, честное слово!
Коля, что это с ним?
Ну знаете ли...
- Что надо?
- Пожалуйте.
Распишитесь.
- Я могу идти?
- Можете.
Хорошенькое дело. Что же мне
прикажете делать?
Возьмите у этих товарищей их данные.
Можете подавать на них в суд.
Больше я ничем не могу Вам помочь...
- Что же Вы их отпустите?
- Минут через, как Вы уйдете.
- Как Ваша фамилия? Я буду жаловаться.
- Лейтенант Воронков.
Хочу Вам посоветовать: не околачивайтесь
около милиции дольше 5 минут,
а то как бы Вам снова не пришлось
свидетелей искать.
- До свидания.
- Вежливый.
- Чего ж вы сразу-то не сказали?
- Слава Богу, разобрались.
Вы тоже хороши.
Привыкли на людей орать, понимаете ли.
Да здравствует свобода!
- На поезд опоздал, Леш?
- И черт с ним.
Как тут у вас в столице,
небось закрыто все уже?
- Вот что. Едем в одно место.
- Куда едем?
- Я хочу туда, где чисто и светло.
- Завезешь ты нас опять куда-нибудь.
Спасибо, Наташа.
Что Вы, не за что.
Вас ждут.
До свидания.
Идем. Будет тебе там
и чисто и тепло.
Сейчас?
- Добрый вечер!
- Здравствуйте.
- Как Вы себя чувствуете?
- Спасибо, ничего. Витя, за мной.
Не ждали.
Вам кого?
Иван, опять ты шутки детские шутишь!
- Господи! Ребята!
- Райка!
Коля! Дубинушка ты...
Лешка, ты...
Ванька, ну что же ты?
Вот тебе!
Ребята, а это же вы.
Раз вы все вместе и в таком виде -
точно это вы.
- В дом-то впустишь, иль нельзя?
- Идите, идите.
Где же надо было так