налево" - повернулся налево.
"Шагом марш" - пошел.
Куда, зачем? Там знают куда.
Идешь, главное в ногу,
думаешь о своем.
- И о чем же ты думал? - Небось о том,
как хорошо на "гражданке" было.
Да ну, не до смеха.
Может я чего не понимаю?
Раньше я знал, что можно, что нельзя,
а теперь...
Говорят: "больше самостоятельности,
больше инициативы".
А где граница этой самостоятельности?
Сегодня я проявил инициативу,
а завтра меня за нее по шее.
- Невеселые шутки.
- А я серьезно, устал.
Ты отказываешься поощрять незаконные
сделки, тебя еще называют консерватором.
- А ты и есть бюрократ.
- Ну вот, видишь!
Какая самостоятельность, если вот ты
бюрократ или бездельник,
а я тебя с завода убрать не могу.
По судам затаскаешь.
Так вам только волю дай,
вы же на голову сядете.
У меня за год недели не было, чтобы
какая-нибудь комиссия нервы не трепала.
Привык даже. Два дня нет никого -
уже скучно. Сам у себя не хозяин.
- Видали?
- Что ты видал?
Балашова? Это он с виду такой тютя.
Ходит, меланхолик вроде.
А ты знаешь, сколько он мне крови
попил? Явился на готовенькое.
А когда я на завод пришел,
мы ложки штамповали.
Дырки в дуршлаге сделать не умели,
на весь завод - полтора инженера.
А сейчас - конструкторское бюро,
реконструкторское.
Ты одного Балашова видал,
а у меня их тысяча.
Вот и покрутись, как я кручусь.
И план, и качество,
И чтоб работяги были не в накладе,
и без дополнительных капиталовложений.
Давайте лучше о бабах.
Надоело, ей-богу!
Эх, Ваня! Все вы так рассуждаете.
Вам бы гроши, да харч хороший.
- Меню смотрели?
- Подождите.
- Бутылочку коньяку...
- Лучше водки.
- Слушайте меня.
- Мне все равно. У нас спиртного не бывает.
- То есть как? - Вот так!
- А пиво есть? - Нет.
- Что ж у вас есть?
- Пунш, коктейль, сухое вино.
Давайте коктейли.
- Все?
- А что еще?
Разве так в ресторан ходят?
Тут и магазин рядом...
- А разливать под столом, как эти?
- Да ладно.
Тут курить хоть можно?
- Пепельницы стоят.
Чего ты смотришь?
Не узнаешь, что ли?
- Где ж твои усы, Вань? - Усы?
Чтой-то путаете, гражданин начальник.
Не было у меня усов сроду.
Растут хреново.
У Дубинского были усы.
- Склероз?
- А у тебя?
Тоже. Ничего, скоро уйду на пенсию,
участочек у меня за городом.
Электричество есть.
- Коровы нет? - Нет.
- Обзаведись. И курями.
- Иди-ка ты, Ваня.
- А сколько у тебя детей?
- Двое. Мальчик и девочка.
- А у тебя, Иван?
- Четверо.
Электричества у нас на даче нету.
- А дача где?
Дачи тоже нет. Мы на лето к теще
в Воронеж ездим.
На поезд не опоздаешь?
Что за черт!
Стою там на кладбище, умом понимаю,
что Валька Матвеев лежит,
а до сердца не дошло.
Будто вовсе не его хоронят.
А Валька должен подойти.
Помните, как он ходил - вразвалочку.
То-то и оно, что больше уже не подойдет.
Никогда.
Ну что, братцы новобранцы,
по домам?
Время-то еще детское.
Может, ко мне домой поедем?
Купим мяса хорошего,
я сам приготовлю.
- А что? Помните ту лошадь?
- Да ну тебя, Иван.
Мне надо домой заехать,
чтобы атмосферу не накалять.
Тогда что ж...
Значит посидели, потрепались... Все?
Ладно, бывайте.
Стой!
Ну что ты, дундук малахольный,
я ж говорю - поехали.
- Я ведь как ушел с вечера, так...
- Мы тебе справочку дадим,
что ты мужественно сопротивлялся.
- Она у меня с понятием, но заедем.
- Пошел сдаваться.
- Давай.
А Сережка на горшке по паркету
елозиет.
Кто тебе разрешил инструменты
без спросу брать?
А Лешка и ключи твои взял.
Что ты за фрукт у меня растешь?
Тебя в школе лупят?
- Лупят.
Значит мало.
Что ты, Люба?
Ты же знаешь, схоронили Матвеева.
Потом посидели немного.
Сейчас к Дубинскому поедем на часок.
Ребята в машине ждут.
Ты чегой-то там?
А ну вылазь!
Прилип, бродяга.
Да ты еще и симулянт, парень.
Чего ты, в самом деле?
Ну что я, напился или что?
Хочешь не пойду никуда.
Только неудобно.
Ты бы Харламыча видела. Важный.
Леша Кирюшин. Дубинский там.
Понимаешь, вышли с кладбища,
на душе муторно.
Вальку-то, больше всех любили.
Стоим,