можете в них вернуться.
Вам не за что уцепиться.
Эти сны - это кадры из
неразрешенных событий прошлого,
кадры, которые выхватывают из него
моменты, прожитые в замешательстве
и сомнении.
Они дают упрощенную картину
наших неосуществленных желаний.
Теперь перед нами дневной свет,
и перспективы, которые отныне
не имеют никакого значения.
В какой-то степени различные
части города поддаются расшифровке.
Однако их персональное значение
для нас не поддается осознанию,
как и тайна частной жизни в целом,
относительно которой мы имеем
ничего кроме жалких свидетельств.
Официальные новости везде.
Общество распространяет внутри себя
свое собственное видение своей
собственной истории,
истории, низведенной до поверхностного
и статичного зрелища правителей -
деятелей, которые воплощают в себе
очевидную неизбежность всего,
чего бы не случилось.
Мир правителей -
это мир спектакля.
Кинематограф удовлетворяет
их нуждам также хорошо.
Не считая предметного вопроса,
кино показывает героев и их
иллюстративное поведение
смоделированным по тем же старым
схемам, присущим всем правителям.
Такое доминирующее равновесие
всегда разрешается вопросом,
как только некие люди не
пытаются жить отлично.
Но это всегда случается далеко отсюда.
Мы узнаем об этом из газет, радио- и теленовостей.
Мы остаемся вне происходящего,
относясь к нему, как к какому-то
другому спектаклю.
Мы отделены от этого представления
нашей "невовлеченностью" в действие.
И сами разочарованы концовкой.
В какой момент упускается наш выбор?
Когда мы прозевали наш шанс?
Мы не нашли нужного оружия.
Мы позволили вещам ускользнуть.
Я позволил времени ускользнуть.
Я потерял то, что я должен был защитить.
Общая критика разделения
несомненно содержит отдельные
умалчиваемые воспоминания.
Труднее распознаваемое страдание,
сложнообъяснимое чувство стыда.
Какое разделение в этом случае?
Как быстро мы живем!
И к этому моменту нашей бессистемной,
случайной истории мы теперь обратимся.
Все, что вызывает череду ошибок -
это то, что я потерял сам,
упущенное время;
и исчезновение, бегство;
и общая пропажа вещей,
и даже то, что в общепринятом
и тем самым наиболее вульгарном
понимании времени
зовется "потраченным зря временем" -
все подобные сведения в их странно
подходящем старинном военном
выражении, потерянные дети,
их пересечение с миром открытий,
исследования неизвестных территорий,
со всеми формами поиска,
путешествия, авангарда.
Это перекресток, на котором мы
нашли себя, но сбились с пути.
Следует признать, что все
сказанное не очень понятно.
Это типичный монолог пьяного,
с его односторонними аллюзиями
и их надоедливой подачей.
С надуманными фразами,
не требующими ответа,
с его "убедительными" разъяснениями.
И периодическим молчанием.
Скудость средств предполагает выявление
скандальной бедности предмета обсуждения.
События, которые происходят в
нашем индивидуальном существовании,
как таковым, теперь упорядочены,
события, которые действительно относятся
к нам и требуют нашего присутствия,
как правило, заслуга не чего иного,
как нашего безразличия,
в роли отдаленных и скучающих зрителей.
Наоборот, ситуации, представленные
в произведениях искусства,
часто выглядят притягательными,
ситуации, которые были бы
достойны нашего активного участия.
Это парадокс к обратному,
самостоятельное возвращение
назад.
Это то, что должно быть
реализовано на практике.
И для подобного идиотского
представления прошлого,
отфильтрованного и
фрагментированного,
полного звучания и неистовства,
не существует нынче проблемы
преобразования или "приспособления"
в другое искусно упорядоченное зрелище,
которое бы игралось по четко
указанным правилам полноты
восприятия и участия.
Нет. Логически последовательная
художественная выразительность
представляет собой ничто иное,
как согласованность событий
прошлого, творческую пассивность.
В искусстве необходимо уничтожить память.
Разрушить принятые правила
передачи ее