меня головней кидаешься?
-Ну, случайно...
Из рук вырвалось, смотрю, тут ты идешь.
-Ну...
-Понятно.
-Ничего тебе не понятно.
-А ну, давай слезай вниз.
-Не хочу, мне и здесь хорошо.
-На тебя пошли жалобы.
Сильные возсташа на мя и крепцы взыскаша душу мою.
И что же мне прикажешь делать с тобой, проказник?
Дивны дела твоя Господи.
А ведь говорят, ты разводишь суеверия
и соблазняешь братию и народ.
Избави мя от клеветы человеческия.
Да ты не избавляйся, а рассуди, брат.
Мне ведь как начальнику твоему,
требуется тебя наказать.
Господь просвящение мое и спаситель мой.
-Кого убоюсь я?!
-Ну, смотри у меня.
Я рассчитаюсь с тобой, проказник.
В Господе мзда моя и утешение мое у Вышнего.
Господи помилуй, Господи прости!
Помоги мне Боже на моем пути!
Я так слаб душою, телом так же слаб!
И страстей греховных я преступный раб!
(звон колоколов)
-Отец Анатолий,
опять поворачивается не в ту сторону.
-Поверни его на место.
Беда братья, пожар!
Пожар, братья! Тушите! Пожар!
-А ты ведь знал о пожаре, проказник.
-Сего никто не ведает, токмо Един Бог.
Помнишь, головню мне под ноги бросил?
Я ведь не забыл.
-Многие скорбе праведном, отец Филарет.
-Что ж ты прямо не сказал?
А головнями в меня швыряться начал?
Я человек простой.
Мне твои знаки не понятны.
-Если злословят у вас за имя Христово,
дух Божий почиет на Вас.
-Не увиливай, отвечай!
Я все-таки твой начальник.
Блаженны Вы, когда будут гнать и поносить...
-...Вас и всячески неправедно
злословить за имя мое.
-Ой, замолчи...
...замолчи, замолчи.
Замолчи!
Да не зайдет солнце во гневе вашем.
Вашими молитвами, отец Филарет, потушили пожар.
Ой... келья Ваша не много погорела,
но хоть курочку спасли.
-А я посмотрел...
-Да хватит!
Раскудахтались, как курица.
Вы отец Иоф не у себя в конторе,
а в храме Божьем.
И нечего тут дела мирские обсуждать.
Храм молитву любит.
-Владыка, владыка....
-Прости меня брат Иоф, погорячился я.
А это ваш келейник Амвросий виноват...
-...он керосин в лампу заливал, спичку зажег,
обронил, да и полыхнуло.
-Понятно, понятно.
Ну, мы быстро, быстро отремонтируем...
О, Господи...
Вот что я тебе скажу, отец Анатолий...
Никогда я об игуменстве и не мечтал,
всю жизнь хотел жить в пустыне,
подвиг отшельничества на себя принять.
Пожар то этот, думаю, знаком мне был,
что б начал я подвижничество.
-Ты как считаешь?
-Я человек не ученый, я ни чего не считаю.
А я вот пришел к тебе, что бы келью твою,
с тобой разделить,
пока мою починят после пожара.
Примешь?
Ты настоятель, тебе и решать.
-А где ж ты спишь?
-А вот здесь.
-Здесь? На угле?
-Да, да, на угле прям, на угле.
-Хочешь, рядом ложись.
-Да?
-Рядом?
-Рядом.
А вот и хорошо...
Будем вместе спасаться, молиться.
И мыслям предаваться... о Боге...
и вечной жизни.
Тока ты учти, я сосед то беспокойный,
меня кашель бьет.
А по ночам, прям посреди ночи,
так вдруг петь захочется, хоть криком кричи.
Ничего это тебе?
Я давно тебя хотел спросить...
ты, почему это проказник во время службы,
ведешь себя неподобающе.
По уставу молиться то надо.
А если каждый по-своему начнет...
это чо ж тогда такое будет.
Эдак так от церкви ничего и не останется.
Отец Филарет...
-...какие у тебя хорошие сапоги.
-Нравятся.
-Очень.
-Мягкие, наверное?
-Очень мягкие.
Только в них и могу ходить.
Владыка подарил по доброте душевной.
Знает, что у меня ноги то больные.
А одеяло то, еще лучше.
Это тоже Владыка?
Нет, это я в Греции купил,
когда с митрополитом на Афон ездил.
Ну ладно, давай спать.
А что это ты делаешь, отец Анатолий?
Читаю книгу грехов человеческих.
Сейчас дочитаю, в печку ее... и нет греха.
Ты что это творишь, окаянный?
Собираюсь теперь вторую страницу читать.
Какая же это страница?
Когда это сапоги мои.
Другого нету. Все.
Ты что не знал...
...что на голенищах архиерейских сапог,
больше всего грехов умещается.
Шут ты гороховый!
И чо у тебя заперто?
-Щас бесов гонять будем.
-Каких еще бесов?
Как каких?
-Ишь, всюду они проклятые.
-А