поламался и прямо - в больницу Пирогов, зашивать его.
Его жена тем временем, взяла да весь разлившийся бензин с плитки убрала газетами и бросила газеты в туалете на дворе.
- Баджо вернулся весь в бинтах, выпил рюмку ракии сходу и пошел срать.
- Зажигалкой пальнул...
и опять в Пирогов.
- Нелепо.
- (Зря ее грудь.)
- Хорошая мысль, я выжгу ее на деревянной ложке и подарю жене к восьмому марта.
- Осторожно с разговорами о 8 марта.
- А то не случилось бы как в Ломе.
- В Ломе?
- Ну, конечно, в Ломе же, конечно.
- А ну-ка расскажи-ка им, брат Эмко.
- 8го марта прошлого года в Ломе черная кошка переходит улицу.
К улице подъезжает грузовик с кузовым полным металлическими листами.
- Водитель видит кошку, форсирует, чтобы объехать и с максимальной скоростью въезжает в перекресток. В этот же момент там, однако, переходит улицу группа из детского садика и водитель резко жмет на тормоза.
- Металлический лист вылетает из кузова, разбивает витрину парикмахерской на тротуаре по той стороне улицы.
И отсекает ряд голов.
- Водитель остолбеневает от ужаса и сдыхает в кабине.
- Группа ударниц из Ткачного, пошли делать себе прически к восьмомартовскому банкету.
- Бедняжки, на празднике женщины-матери.
- Вы знаете что такое радиум, яд, луминисцентный яд!
- Этот яд в вашей крови!
- Вы знаете когда и как вы проглотили этот яд?
- Вы понимаете ли насколько это серьезно?
- Но не смотрите же на меня как идиот!
- На этот яд нет противоядия!
- Тогда кто-то другой вам подсунул!
- С вами совершено убийство!
- Сестра, звоните в районное отделение милиции!
- Я вас поставлю на системе.
Убитый еще жив.
Мне - конец.
Я брожу к "Святому Николаю Софийскому".
Здесь меня крестили. Опять здесь, в день до ограбления мы пришли с Адой обещаться друг другу. Отец Тодор стал нашим свидетелем и отцом, потому что другого у нас не было.
Она захотела поклясться ей в любви перед святому человеку.
- Человек перед тем, как уйти отсюда не берет не оставив, как душа берет свое с этого мира, но оставляет тело в залог того, что взяла.
Я застыл от стыда.
- Отче, я пришел оставить, но дьявол тронул мой мозг своим уродливым пальцем и моя рука взяла.
- Нет, что взято, остается.
- Ты опустился до червяка, человек, истлел, нет света в тебе.
- Каким путем ты пошел, что так погубил себя, Лево!
Узнал меня.
- Узнал меня, отче Тодор.
- Как не узнать тебя, ведь эта же рука крестила тебя.
- Почему ты пришел?
- Покаяться, отче, потому что я - путник.
- О, путники мы все. Ты откуда пришел и куда идешь?
- Сегодня я вышел на свободу и свобода закончилась. Я пошел умирать.
- Говоришь непонятно, что-то тебя терзает. Поделись, чтобы тебе легче стало, говори о грехе.
- Один грех у меня и его искупаю уже столько лет. Прикончит меня этот грех. Я выбрал принять его, но клянусь тебе, я не убийца, убийца - другой и я его прикрыл.
- Почему? Кто завязал тебе язык?
- Никто, ради нее. Она была беременна, я хотел ее оберечь и ради моего сына Лео.
- Молодой человек, грезишь.
- Я выкупил не согрешив, отче.
- Пришло время, чтобы решалось все.
- Этой ночью ставлю последнюю черту.
- Ты бредишь, смирись, смирись, смирись.
- Пожалуйста, отче, скажи мне где она.
- Откажись, молодой человек.
- Пришла новая власть и стало ясно, что она живет внебрачно, с комиссарем.
- Говори, отче, говори.
- С одним, слюнявым таким, что исчез на время, потом вышел после шума, поставил пагоны и стал большой шишкой.
- Правду, отче, давай.
- А! До правды не доберешься, сынок.
- Твоя правда - это не ее правда.
- Где мне найти ее?
- В "Локале". На Малом Тырнове.
Да, темная улочка, за дворцом. Найдешь место.
Бог с тобой, Лево, живи.
Смерть и внутренние органы народной власти были по моим следам, когда вдруг передо мной возвысился центр столичного города.
Говорю себе, сбылось, наверху на крыше мира, красная звезда блестит в небе как изумрудный метеор, слова радиоточки в кельи оказались правдой.
Свет победил мрак.
Замечаю, что не бросаю тень.
Неужели я умер, неужели я на том свете,