мафиози,
даже если он и выступает свидетелем.
Как вы, господин премьер-министр?
Так себе… А вы?
Если честно, мне скучно.
Если честно,
мне тоже.
До свидания, господин премьер-министр.
До свидания.
Господин премьер-министр…
не сутультесь.
Итальянская кухня восхитительна,
особенно римские блюда.
— Знаешь, почему этот соус так называется?
— Знаю.
Джулио, ты очень внимательный слушатель,
ты делаешь остроумные замечания,
у тебя есть настойчивость, умение концентрироваться
и держаться до конца.
Но это все.
Они изображают тебя хитрым,
образованным, очень интеллигентным.
А я считаю, что дело не в этом.
Что вдруг сделало тебя такой критичной?
Ничего, просто потребность
время от времени узнать истину.
Потребность, которой у тебя не было никогда.
Без потребностей жизнь дольше.
Еще одно остроумное замечание.
Моя кровь прольется на тебя.
Люди знают тебя, и я не разбогател
в политике,
но они думают, что все эти сорок лет
нас интересовала только власть.
Они думают, что мы счастливы,
если занимаем свои посты.
Они забыли, или делают вид, что забыли,
что мы спасли им жизнь.
Они забыли, насколько реальна
и близка была советская угроза.
Мы позволили убить Альдо Моро.
И если я поседел
и моя кожа покрылась пятнами,
так это из-за того, что
когда мы позволили убить Моро,
я знал, что это произойдет.
А ты, Джулио?
Ты помнишь того социалиста,
Ненни?
Восторженный, страстный.
Он говорил: «Я верну нашу страну
на прежние рельсы».
А я ему отвечал: «В сумасшедшем доме каждый,
кто не считает себя Наполеоном,
думает, что может вернуть страну
на прежние рельсы».
Мы с Ненни ненавидели друг друга.
Но мы ценили и уважали друг друга,
мы оба.
Сейчас все по-другому.
Не переживай так из-за расследования
по делу о смерти Пекорелли.
Это смешно.
Я переживаю из-за мелочей,
а не из-за серьезных обвинений.
Знаешь, что меня расстраивает?
Известие о том, что меня сместили
с поста президента Музыкального общества.
Я не смогу читать лекции
в Институте Цицерона,
а, возможно, даже лишусь
своих почетных степеней.
Я всегда считал тщеславие
одним из главных своих недостатков.
— Разговор с тобой меня успокаивает.
— Тщеславие тут не причем.
Я сам родом из провинции,
у меня очень скромное происхождение.
Культурное признание было для меня
важнее политического.
Мне всегда хотелось, чтобы во мне видели
культурного человека,
а не великого политика.
Франческо, я должен тебе рассказать кое-что,
в чем никогда никому не смел признаться.
Даже самому себе.
— Говори, Джулио.
— Но это должно остаться между нами.
Это не впервые.
У меня всегда был секрет.
Страсть.
Страсть к Мэри Гассман,
сестре знаменитой актрисы.
Она никогда об этом не знала
и никогда не отвечала мне взаимностью.
Я уверен, что она не ответила бы,
даже если бы узнала.
Она была восхитительна, Мэри Гассман.
Из-за нее я не мог спать,
я даже дышать не мог.
В школе я только о ней
и думал.
Потом я женился…
и забыл ее.
Мне нужно с вами поговорить.
С сегодняшнего дня мы будем придерживаться
философии Святого Бернара:
видеть все, терпеть многое,
менять что-то одно.
Потому что если это правда, что христиане
должны подставлять другую щеку,
то правда и то, что Иисус, в мудрости своей,
дал нам всего две щеки.
Большой суд над мафией скоро начнется.
Я буду защищать себя по мере своих сил.
А у меня их много.
К политической активности
государственного обвинения Палермо
мы можем добавить только политическую активность
государственного обвинения Перуджиа.
Пока у Бучетты берутся показания
о существовании компрометирующих
записей Моро,
которые генерал Далла Чиеза
якобы спрятал,
а убитый журналист Мино Пекорелли
собирался опубликовать,
мне было предъявлено еще одно
обвинение.
Согласно этому обвинению,
я был инициатором убийства
Мино Пекорелли.
По-моему, моя жизнь уже
достаточно все прояснила.
Меня беспокоит их изначальный принцип.
Обвинители утверждают,
что мафиози не могут лгать.
Члены этого братства уже
проявили себя