этом парадокс одиночества.
Оно содержит в себе еще и чувство
уютной защищенности.
Вы собирались раскрыть нам сегодня
вечером вашу тайну.
Я слишком устал. Перенесем это
на завтра. На время прогулки.
Пошли, Миньон.
Ее зовут Миньон?
- Я этого не знал.
- Ты же ее не спрашивал.
Она все время
ждала, что ты ее спросишь.
Вильгельм?
Я пойду наверх. Придешь потом ко мне?
Да, ты же знаешь. Посижу еще здесь
немного.
Я недоволен собой: ничего сегодня
не написал.
Вот зато кто вволю посочинял.
Но я не хочу сегодня быть недовольной.
Найди меня.
Я рад,..
...что нашел вас.
Спокойной ночи.
Автопортрет моей жены.
Я хотел бы еще немного поговорить
об одиночестве здесь, в Германии.
Оно кажется мне более скрытым,..
. . .но одновременно более болезненным,
чем где-либо.
Вероятно, это связано с историей
возникновения идей в этой стране.
С их помощью всегда пытались обрести
некую жизненную позицию,..
. . .позволяющую преодолеть страх.
Прославление таких добродетелей, как
мужество, выдержка, прилежание,..
. . .должно было просто отвлекать от страха.
Давайте, во всяком случае, так считать.
Философия здесь, как более нигде в мире,
обязана была служить государству.
И таким образом преступные методы
обуздания страха становились вполне законными.
Страх здесь считается чем-то суетным
или постыдным.
Поэтому одиночество в Германии
скрывается за якобы невозмутимым,..
. . .мертвым выражением лиц, мелькающих
в супермаркетах и парках отдыха,..
. . .в районе пешеходных зон и в спортивных
комплексах.
Мертвые души Германии.
"Мальчик не должен бояться" -
говорили мне родители.
Но я лично отказываюсь преодолевать
свой страх.
Ну а теперь я вам желаю приятного
отдыха.
Меня тронуло, с каким вниманием вы
меня слушали.
Наверное, бывает и так, что хочется
писать, не зная, о чем.
Просто хочется писать, как, например,
хочется ходить. Да.
Главное не в писании, а в желании
писать.
Точно так же, как ДЛя нас, пожалуй,
важна не сама любовь, а желание любить.
Пойду наверх.
Ты здесь?
Мне приснилось, что я катаюсь
на коньках.
По замерзшему морю.
Это было Северное море.
Я катилась и катилась.
И уже нельзя было вернуться.
А я все катилась и катилась.
Мне было очень страшно.
Но ужасней всего был скрежет коньков о лед.
Где-то позади меня.
И я все время ощущала, что это вовсе
не мой сон.
А мне приснилось, что вы должны
умереть.
И вы заблаговременно, за несколько
часов до вашей смерти,..
. . .должны были отправиться в мавзолей,
построенный под улицей.
В течение этих нескольких часов с вами
должен был находиться ребенок.
Он встал рядом с вами.
А вход в мавзолей закрыли огромным
камнем.
И мне все время снилась эта абсолютная
темнота,
. . .в которой ребенок должен был стоять
рядом с вами в ожидании вашей смерти.
Это был мой ребенок.
А мне снилось, что я лежу в своей
комнате на кровати. . .
. . .и постоянно вижу перед собой стену и
дверь.
Я все время просыпался и на самом деле тоже
видел перед собой стену с дверью.
А стоило после этого уснуть,..
...как та же самая стена представала передо
мной во сне. Почти такой же, как наяву.
Только поближе ко мне.
Меня стошнило.
Мне очень жаль, но сейчас, днем, я уже
не могу вспомнить свой сон.
Хотя только что, когда я хотел взять
сахарницу, меня будто что-то толкнуло.
Я едва его не вспомнил.
По-моему, мне приснилось что-то очень
важное.
Ну а тебе что приснилось, Миньон?
Она в сны не верит.
Розенталь! - кричит мужчина -
на колени, образина!
И меня за воротник,
и ногою мне поддых!
По зубам удар ужасный,
только это мне не страшно!
Ведь меня иначе звать,
и на всех мне наплевать!
А когда умру я все же,
меня в гроб друзья положат!
На живот, а не на спину -
так я дольше не остыну!
В гости буду вас всех ждать!
Не придете - наплевать!
Как вы думаете, можно писать, если все, что
связано с политикой, тебе абсолютно чуждо?
Если можешь описать, как произошло
это отчуждение, то да.
Только процесс этот не должен выглядеть
естественным.