птиц!
А еще я хорошо готовлю! Могу и палтуса
зажарить, и суп с фрикадельками сварить!
Ну, держись, Розенталь! Теперь не уйдешь!
Вильгельм! Вильгельм! Вильгельм! Вильгельм!
Да, раньше вода здесь была чистой и
прозрачной, не так ли?
Кошка, помню, по-другому себя вела.
Победа.
Когда ты уезжаешь?
Завтра.
Как ты догадалась?
В последнее время ты часто
оговариваешься.
Из этого я заключила, что в мыслях своих
ты где-то уже в другом месте.
И куда же ты поедешь?
Я тут увидел в газете фотографию.
Гора Цугшпитце.
Никогда там не бывал. Вообще мне никогда
не приходилось подниматься так высоко в горы.
Там у них фуникулер.
А если я попрошу тебя остаться?
Я знаю, что когда-нибудь я буду тебя
очень любить, Тереза.
Миньон, завтра я уезжаю.
Ты сама должна решить, что ты хочешь
делать.
Во всяком случае, твой друг больше
ничего решать не будет.
Итак, как мы расстанемся?
Где-нибудь в толпе.
И где же твоя толпа?
Я тоже разочарована.
Я думала, будет так много народа, что мы
даже не сможем идти рядом друг с другом.
Мы еще когда-нибудь увидимся?
Это необходимо.
Родителей ребенка №37 просят забрать
его из привокзального детского сада!
Повторяю: родителей ребенка №37 просят
забрать его из привокзального детского сада!
Я сказал Терезе, что хочу остаться
в Германии,..
. . .так как пока еще слишком плохо знаю
Германию, чтобы писать о ней.
Но это был только преДЛог. На самом деле я
просто стремился к одиночеству.
К тому, чтобы никто не мешал мне
пребывать в тупом оцепенении.
Я стоял на Цугшпитце и ждал впечатлений,
как какого-то чуда.
Но снежного бурана в этот день не было.
Почему я сбежал?
Почему я был здесь?
Зачем я угрожал старику вместо того,
чтобы дать ему побольше рассказать?
Я что-то упустил и продолжаю
что-то упускать с каждым новым движением.