Муцал,
Три раза выстрелил в него я,
И третья пуля наповал
Сразила славного героя.
Но рану он заткнул травой,
И в исступленьи беспримерном
Теряя силы, чуть живой
Меня ругал он псом неверным.
Всегда себя считаем мы
Людьми, достойными спасенья,
А басурманам, детям тьмы,
Пророчим адские мученья.
Все, что твердим мы невпопад,
Сыны Господни лучше знают.
Едва ль всю правду говорят
Те, кто о Боге вспоминают.
И понял я, что отрубить
Десницу храбрую негоже.
Убудет слава, может быть,
Но голос сердца мне дороже.
Уж лучше бы в могилу лечь,
Чем врать тебе про эти страсти.
Ну что ж, сними, пожалуй, меч,
Брось бабам вместо ткацкой снасти.
Отдай и щит им заодно,
Чтоб подбивать основу ткани.
И пистолет немудрено
им превратить в веретено.
Ты убежал от кистов, пес!
Ты бабой стал. Убил Муцала,
А что ж десницу не привез?
Зачем тебя в погоню гнало?
И повернулись все спиной
К Алуде, полные презренья,
И поднялись к себе домой,
И опустело все селенье.
Стоит Алуда, одинок,
Насмешкой злобною уколот.
Впервые нынче, видит Бог,
Его корит и стар, и молод.
Еще живу я против воли.
Ударь кинжалом что есть сил,
Чтоб не ходил я к людям боле,
Пробей меня, чтоб я ушел
Из этой жизни безотрадной,
Чтоб были люди ваших сел
Враждою сыты беспощадной.
Алуда, съел бы хоть кусок.
Чего дрожишь при виде трупа?
Чтоб сытым гость ушел домой,
Прибавьте-ка Алуде супа.
Алуда, с дедовских времен
Десницы рубим мы кистинам.
Увы, хевсуры, плох закон,
Грехом отмеченный старинным.
Сражаться буду я, но впредь
Бесчестить мертвых я не буду.
Нет, будешь. С дедовских времен
Десницы рубим мы кистинам.
И я бы мог ее отсечь,
Но мне не надобно десницы,
Не подойдет она на меч,
На щит она не пригодится.
Алуда, с дедовских времен
Десницы рубим мы кистинам.
Увы, хевсуры, плох закон,
Грехом отмеченный старинным.
Скажи, Алуда, за кого
Приносишь жертву ты сегодня?
Наш властелин - гуданский крест,
Велик и силен над селеньем,
И все рабы его окрест
Сильны его благоволеньем.
Хевсуров любит властелин.
Поверь, средь них не ты один
Угоден праведному небу.
Наш властелин - гуданский крест,
Велик и силен над селеньем.
Скажи, Алуда, за кого
Приносишь жертву ты сегодня?
Я эту жертву приношу
За некрещенного Муцала.
Благослови ее, прошу,
Чтоб честь героя не страдала,
Исполни, Вердия, обряд,
Бычка я, видишь, не жалею,
Чтоб не попал Муцала в ад,
Подобно вору и злодею.
Что? Неверного почтить
Желаешь, как христианина?
Иль ты рехнулся, может быть,
Прикончив этого кистина?
Бывало, дед и прадед твой
Гордились каждою победой.
Побойся Господа, герой,
Наветам дьявольским не следуй!
Впервые разве довелось
Убить тебе кистина злого?
Бывало, дед и прадед твой
Гордились каждою победой.
Побойся Господа, герой,
Наветам дьявольским не следуй!
Не отвергай меня, старик,
Коль ты взаправду веришь в Бога.
Я раб гуданского креста,
Хевсур я, преданный святыне.
Напрасно треплешь языком,
В беспутной речи мало толку!
Напрасно треплешь языком,
В беспутной речи мало толку.
Не посчитай за лютый грех
Святую жертву за Муцала!
Смотрите, люди, ваш сосед
Уже не думает о вере.
Рукой он собственной заклал
Быка за подлого кистина!
Неужто думает бахвал,
Что пощадит его община?
Да проклянет его Творец!
Он недостоин сожаленья!
Сомкнитесь около меня,
Сыны хевсурские, покуда
Не пустим в дело мы огня,
Не образумится Алуда!
Пойдем, размечем, разнесем
Его жилище, пусть отныне,
Изобличенный всем селом,
Он ищет крова на чужбине!
Громите башню наглеца,
Сжигайте все запасы хлеба!
Пусть наши радует сердца
Огонь, поднявшийся до неба!
Его баранов и овец
Возьмите в общее владенье.
Да проклянет его Творец,
Он недостоин сожаленья!
Да проклянет его Творец,
Он недостоин сожаленья.
Где наш очаг, где отчий дом?
Теперь там ворон бьет крылом.
И камня больше нет на камне.
Постой, сынок, я ослабела,
Уж не под силу мне шагать.
Жена твоя отстала, Лела.
Совсем ребята извелись,
Заледенели, видно, ноги.
Куда, забравшись в эту высь,
Бредем в