диджея покоилась
на кнопках магнитофона.
Мне стало интересно, что же было настолько важным,
что умирающий записывал
до последнего своего вздоха.
С моего последнего выхода
наружу прошло 32 дня.
Насколько я знаю, не осталось никого,
кто мог бы прослушать мои записи.
На моих глазах мир за несколько дней
разлетелся вдребезги, а люди погибли.
Не осталось ни еды, ни воды.
И неоткуда ждать помощи.
Все крупные города мира были полностью
или почти полностью разрушены.
Миллионы умерли при ядерных взрывах.
Миллионы были изуродованы и сведены с ума
новым универсальным био-оружием и боевыми вирусами.
Пережившие ядерный холокост люди превратились
в тупых одержимых чудовищ.
Они бегают стаями, как волки,
и едят всё, что могут найти.
По мере того, как они рыскали в поисках еды,
с улиц стали исчезать трупы.
Когда трупы кончились, они стали
нападать на домашних животных и маленьких детей.
Конфликт окончен.
Я сам с каждым днем заболеваю все больше.
Мне все труднее и труднее двигаться.
Скоро я уже совсем не смогу подняться.
Так что, если я должен умереть,
я предпочитаю уйти тихо, в месте,
где они до меня не доберутся.
Мне было интересно, кого он называл "они".
Что это?
Это счетчик Гейгера.
Прихватил на радиостанции.
- Он работает?
- О, да, еще как.
Сейчас ему нечего показывать.
Все же буду держать его при себе,
он может нам пригодиться позже.
Повторяю...
Я буду вещать на этой частоте
три раза в день.
Это Ньюман из Лос-Анжелеса,
до встречи в эфире.
- Мэтьюз.
- Да?
Раньше мы никогда не говорили об этом,
но сейчас, перед уходом, я должен сказать.
Слушаю.
Пять лет назад, когда Дженни и мой сын погибли,
Я знал, что ничего более ужасного в будущем
со мной приключиться не может.
И даже сейчас, посреди всего этого
кошмара, я все еще думаю так.
Слушай, приятель, это никогда не было для меня тайной.
Ты уже давно ненавидел весь мир.
Я понимаю почему. Этот мир утратил
большую часть своего очарования.
Мы росли и видели, как очень многое
из того, что делает жизнь прекрасной,
изменяется и уступает место пластику.
Ты пластик ненавидел, а я - нет.
- Все просто.
- Нет, не совсем.
Ладно, разница есть.
Сейчас мне больно.
Я и по выражению твоего лица могу сказать,
что тебе нравится, как всё обернулось.
Ни налогов. Ни бюрократов. Ни правительства.
Больше никаких уродливых многоквартирных домов.
Ты сотни раз толкал мне речь о том, как
здорово будет жить, когда всё это рухнет.
Вот оно и рухнуло.
Только вот для меня в этом
нет ничего привлекательного.
Мне чертовски страшно.
Я пытаюсь тебе сказать то,
что внешне я скучаю по прежнему
миру не так, как ты.
Постарайся взять себя в руки.
Будь осторожен.
Привет.
Я с большим удовольствием устрою
для вас экскурсию, мистер Ньюман.
В нынешние временя у нас с Крисом
не так уж и много посетителей,
по крайней мере таких, которых
хотелось бы развлекать...
- Я понимаю, что вы имеете в виду.
- Сюда, пожалуйста.
У египтян была поразительная культура.
Во многих отношениях их жизнь была даже
лучше, чем в двадцатом столетии.
Но затем их технология достигла
такого уровня,
что стала контролировать их, и в конце
концов поглотила, как и нас.
Все что осталось от этой некогда
славной цивилизации,
это вот эти немногочисленные останки.
На протяжении всей истории человек
разработал множество хитроумных приспособлений
для уничтожения себеподобных.
Вот эта пушка, например,
древний человек считал, что чем больше оружие,
тем большей разрушительной силой оно обладает.
Нас научили другому, верно?
Интересно, приходил ли вам на ум
странный парадокс, что в конце концов
нас уничтожило мельчайшее оружие,
крошечные, невидимые простым
глазом частицы?
Пасть жертвой атомов и микробов.
Какая ирония.
Что ж, человек создал технологию, технология
превратилась в монстра и уничтожила его.
Катастрофа двадцатого века.
Последняя катастрофа. Это выражение
более подходит, мистер Ньюман.
Интересно, станут ли
мои слова пророческими.
Возможно, это последний век