протагонист-антагонист»,
содержащейся в классических историях.
Я…
хорошо функционировал.
Я был в своей среде.
Я мог спокойно разоблачиться,
избавиться от костюмов и персонажа…
– Но ты не хотел,
чтобы персонаж удешевлялся.
– Совершенно верно.
Я все еще считал себя
театральным актером,
и это было…
– Ты играл возвышенного персонажа.
– Если это было важно,
значит, для меня важно было
сохранить достоинство.
Сражения за реплики,
сценарий, сюжет…
Я не считал это чем-то враждебным,
я просто думал: «Можно сделать лучше»
и «Я не знаю, как сделать это лучше,
а вы знаете, как?»
Или: «Я знаю, как это улучшить,
вот, у меня идея».
«Ты что, не хочешь слушать меня?».
«У нас нет времени».
«У нас должно быть время!»
– Я тебя очень за это уважал.
У тебя было невероятно много энергии…
Ты каждый день постоянно
пытался что-то улучшить.
– У меня те же чувства ко всему,
чем я занимаюсь…
Мы с тобой разговариваем…
проводим глубокие исследования
нашей жизни  за это короткое время.
Я постоянно изучаю себя,
чтобы понять, могу ли я делать
то, что делаю…
– Еще лучше.
– Еще лучше.
Именно так я думал об этом.
Но были и войны, которые мы с тобой
вели с менеджментом…
О некоторых из них
никто ничего не знал.
– Джин Кун. Ты помнишь его?
– Очень хорошо.
– Джин Кун… я всегда ощущал,
всегда считал его парнем
из старых «газетных» фильмов,
старых черно-белых фильмов,
где обязательно фигурировал
парень из газеты,
редактор или репортер,
носивший шляпу с широкими полями
и работавший при свете зеленой лампы
с вечной сигаретой во рту.
Он стучал по клавишам печатной машинки
и восклицал: «Я допишу через десять
минут! Подождите, не печатайте номер!»
Заходишь в его кабинет
и застаешь его за этим занятием.
Так он настучал одни из лучших
наших сценариев.
Многие этого не понимали.
Он придумал клингонов.
Он создал целый мир идей,
относящихся к конфликту.
– Ну, Джин Родденберри написал
не слишком много сценариев…
– По-моему, всего три из 79, если память
меня не подводит. Может, четыре.
Джин Кун написал много сценариев,
многие другие авторы тоже
написали немало.
– Искусство Джина Родденберри
заключалось в том,
что он собирал все воедино.
– И придерживался концепции.
– Настойчиво.
Помнишь эту удивительную историю,
когда NBC хотела обрезать уши
на твоей фотографии.
Он настаивал, что так делать не надо,
они отвечали: «Но это же
дьявольский персонаж»,
и Джин, надо отдать ему должное…
– Храни его Господь.
Он спас моего персонажа.
– Как мы с тобой знаем,
очень просто сказать телевизионщикам,
«синим костюмам», как мы их звали:
«О, если вы хотите так,
мы так и сделаем»,
чтобы облегчить себе задачу.
– Или «Ваши исследования обнаружили
какую-то проблему?
Хорошо, мы сделаем это
как-нибудь по-другому».
– Правильно. «Если это ваши исследования,
то мы прислушаемся к вашим рассуждениям,
потому что вы знаете, как надо».
– Так вот, Джин Кун окопался
за столом и настукивал.
И однажды в одном из сценариев
появилась сцена,
в которой я делал что-то,
против чего сильно возражал.
Я пошел к нему в кабинет.
Думаю, мы с тобой согласимся,
что после того, как сценарист
дописывает очередную серию
и начинает работать над следующей,
которая нуждается
в серьезной доработке,
меньше всего ему хочется,
чтобы к нему пришел актер
и сказал: «Это мне не подходит».
Он ответит: «Проваливай отсюда
и иди играй!
На следующей неделе
сценарий будет и того хуже!»
Так вот, я пришел к нему в кабинет
и сказал примерно следующее:
«У меня проблема с этой сценой».
«В чем дело?»
«Ну, вы тут написали, что я
должен делать то-то и то-то,
а я не могу, потому что это
не соответствует тому,
что я делал раньше, я с этим
не согласен» и так далее…
«Просто сыграй, и все!»
«Нет, я не могу».
«Хорошо, разговор окончен!»
Я ушел из его кабинета.
Возвращаюсь на сцену,
тут мне звонят по телефону,
на проводе мой агент.
Он спросил: «Что-то случилось?»
Я ответил: «Ну да, я только что
поругался с Джином Куном. А что?»