орать - понимаешь меня?
Эй, Трелковский! Давай выпьем!
Выходи, поторапливайся!
Или можем ломиться в дверь.
После полуночи, конечно.
Точно.
Стучать в дверь и кричать:
"Давай поднимайся, дерьмо.
Мы идем в парк, чтобы нам отсосали!"
Знаете...
Нечто странное происходит в моем доме.
Я довольно часто вижу людей в туалете...
- в том, что через двор.
- Ты что, любитель подглядывать?
Может, они самоудовлетворяются
среди отбросов? Тебе не кажется?
Нет, нет они стоят...
не шевелясь часами, часами.
Абсолютно неподвижно.
Ну, значит, дрочат.
Не...
Он же тебе сказал, что они не шевелятся.
Много ли надрочишь не шевелясь?
- Что будешь пить?
- А ты? Что ты будешь...
- Пиво.
- Да, я тоже.
- В чем дело?
- Ни в чем. Просто...
Не беспокойся, я знаю что делаю.
- Сделай потише.
- Оставим так.
- Они уже привыкли.
- Но это же громко даже для нас.
Послушай, мы у меня дома - пользуйся.
Нужно уметь расслабляться.
У тебя ведь не расслабишься.
Сосед.
Надеюсь, что да.
Извините за беспокойство, мсье.
Я вижу, у вас гости...
но, возможно, вы можете сделать
музыку потише? Моя жена больна.
Так значит, она больна, да?
И что же, по-вашему, я должен сделать?
Перестать жить из-за нее?
Если она больна, то почему
не ложится в больницу?
Я буду слушать свои пластинки когда
захочу и так громко, как захочу.
Вы знаете, я, может, и
не очень хорошо слышу,
но это не повод не слушать
у себя дома музыку.
И давай без глупостей, понятно?
Я хорошо знаю комиссара полиции.
Видишь? Вот как с ними надо обращаться.
- А если его жена на самом деле...
- Ну и что?
Я же не хожу к нему жаловаться всякий
раз, когда чувствую себя нехорошо.
Да и он сюда не вернется.
Это я тебе обещаю.
Один момент, пожалуйста.
- Кто там?
- Это квартира мадмуазель Симоны Шуль?
- Да... Была. Я новый жилец.
- Она переехала?
Входите, пожалуйста.
Не стойте в дверях.
С ней ничего не произошло, я надеюсь?
Прошу вас садитесь, мсье...
- Бадар.
- Очень приятно, мсье Бадар.
Моя фамилия - Трелковский.
Я... Я не знаю, как вам сказать...
Вы были с ней хорошо знакомы?
- Вы сказали "были знакомы"?
- Она совершила самоубийство.
Выбросилась из окна.
- Если хотите посмотреть...
- Но...
Но почему?
Зачем она это сделала?
Никто не знает.
- Вы знакомы со Стеллой?
- Нет.
Она тоже ничего не знает.
Никто не понимает ее поступок.
Я ходил сегодня утром в египетский зал Лувра.
Там нашел красивую открытку и послал ей.
Какая ирония.
Несколько лет я любил ее,
но не решался ей ничего сказать.
Вел себя так, словно мы просто
друзья, всякий раз как ее видел...
что бывало не часто, уверяю вас.
Это несправедливо.
В тот самый день, когда я
набрался смелости сказать ей...
Я узнаю...
Я узнаю, что...
Почему?
Почему я так никогда и не признался ей?
Она ушла, так этого и не узнав.
Мы закрываемся, мсье Трелковский.
- Хорошо.
- Жизнь более не стоит того, чтобы жить.
- Вы не должны...
- С вас 6,60 франков.
Вы не должны так говорить.
Вы молоды. Вы забудете.
Погодите.
Подождите меня!
Говорю тебе, что она не страдала.
А она вообще ничего не говорила?
- Ты уверен?
- Абсолютно точно.
Ничего, ничего.
Моя очередь угощать, Бога ради.
Налейте всем!
Всем, кроме него.
Не обращай внимания, он нажрался. Нажрался.
- То, что ты сделал для меня... это...
- Это естественно.
- Вовсе не естественно.
- Да нет, естественно.
Не много на свете таких парней, как ты!
Ты спас мою жизнь.
- Доброе утро.
- Доброе утро.
Чашку шоколада, мсье Трелковский?
Почему бы и нет?
- И "Голуаз", пожалуйста.
- Да.
- Я хотел "Голуаз", синие.
- Извините, я понял, что "Мальборо".
У нас закончились "Голуаз".
Я пошлю Роберта их поискать.
Не беспокойтесь. Я возьму... "Мальборо".
Да, я знаю!
Я знаю, что шумлю!
Вам следовало стучать раньше,
когда здесь были воры!
Впрочем, может, они и стучали раньше.
Так продолжаться больше
не может, мсье Трелковский.
Ночью стоял ужасный шум.
Все соседи жалуются.
Прошу прощения, мсье Зи.
Вы говорите про вчерашнюю ночь?
Ну