еще - она вот-вот застынет...
Навсегда в мраморном прошлом,
как эти статуи, этот сад,
выточенный из камня,
как сама эта гостиница,
с ее отныне пустынными залами,
ее неподвижными немыми слугами,
верно, мертвыми давно,
еще несущими стражу
по углам коридоров,
через которые шел я навстречу вам,
будто меж двух шпалер из неподвижных,
внимательных, равнодушных лиц,
и вместе с тем уже ожидал вас,
а вы еще колеблетесь,
быть может, все смотрите
на границу этого сада.
Вот.
Теперь.
Я ваша.
Это должно быть было в 1928 или 1929 году.
Правда? Невероятно.
Думаю, мы уже встречались.
…усмотреть здесь какую-либо связь.
Это никак не связано.
И тот факт, что он или она
могли нечто сказать или сделать,
что могло натолкнуть на мысль…
К тому же непереносимый климат.
Месяцами нос невозможно
на улицу высунуть, как вдруг,
когда меньше всего ожидаешь...
Вы сами видели?
Нет, видел друг, который мне рассказал...
Ну...рассказал...
Другие, что другие?
Пусть их мысли не занимают вас настолько.
- Вы же знаете, что…
- Я знаю, вы утверждаете,
что слушаете только меня..
Тогда выслушайте мои жалобы.
Я больше не могу выносить эту роль.
Это молчание, эти стены,
эти шепоты,
в которые вы меня замыкаете
Говорите тише, умоляю.
Эти шепоты, что хуже молчания,
в которые вы меня замыкаете.
Эти дни, что хуже смерти,
которые мы здесь проживаем бок о бок,
вы и я, как два гроба,
под землей сада
такого же застывшего.
- Молчите!
Сад, внушающий покой,
с подстриженными кустами,
симметричными аллеями,
где мы идем размеренным шагом
бок о бок, день за днем,
на расстоянии вытянутой руки, но ни разу
не сблизившись ни на пядь...
- Молчите, молчите!
Право, это, по-моему, невероятно!
Я что-то не припоминаю.
Это было, может быть, в 1928...
в 1928 или 1929...
Летом 1929 года были
заморозки целую неделю...
Очень красивая женщина.
Масса воображения…
Выносить это безмолвие, эти стены, эти шепоты,
что хуже безмолвия, в которые вы меня замыкаете.
Дни, которые мы проживаем здесь бок о бок,
проходя по этим коридорам размеренным шагом,
на расстоянии вытянутой руки,
ни разу не протянув друг другу эти пальцы,
созданные чтобы сжимать,
- Эти губы, созданные чтобы...
- Молчите!
Эти пальцы, созданные чтобы сжимать,
эти глаза, созданные чтобы видеть вас,
но они должны быть от вас отведены - в сторону
этих стен, обремененных убранством века иного,
черными панелями, позолотой,
старинными портретами,
переплетениями лепных барочных гирлянд,
имитациями капителей,
дверями-обманками, колоннами-обманками,
иллюзорными перспективами, выходами-обманками.
- Невероятно!
- На самом деле это было не так уж необычно.
Он сам подстроил дело во всех деталях,
так что знал заранее
все выходы.
- Вот как! Однако!
- Все объясняется!
Перья как лебединые….
- Вы здесь не так давно?
- Но я уже приезжала сюда, вы знаете.
- Вам по душе это место?
- Мне нет, не особенно.
Это случайность.
Мы неизменно возвращаемся сюда.
Мой отец, должен был...
Да, конечно…
…кстати совсем близко отсюда…
…взяточничество…
…туфля со сломанным каблуком...
…оттуда нет способа вырваться…
Откуда нет способа вырваться.
Так вы не знаете этой истории?
В прошлом году только об этом и говорили.
Франк внушил ей, что он друг ее отца,
и приехал,
чтобы за ней присмотреть.
Довольно странный, разумеется, был присмотр.
Она поздновато это осознала,
в тот вечер, когда он попытался проникнуть
в ее комнату, как бы по случайности,
и кстати, под абсурдным предлогом,
он хотел разъяснить ей смысл старинных картин.
Сам факт, что у него немецкий паспорт,
еще мало, о чем говорит.
Но его присутствие здесь никак не связано,
друг мой, совсем не связано...
Нет, не теперь…
Лучше я предложу вам другую игру.
Я знаю одну игру,
в которой всегда выигрываю.
Если вы не можете проиграть, это не игра.
Я могу проиграть...но всегда выигрываю.
Попробуем.
Играют двое.
Карты располагаются вот так.
Семь.
Пять.
Три.
Одна.
Каждый игрок по очереди берет карты, столько,