пахать, как папа Карло.
О, костюмчик -загляденье,
и вроде на тебя сшит.
Ну это уж точно в гроб,
не к психиатру же на прием
в таком ходить.
Мальтийский, 320 чеков.
Это, считай, 100 долларов.
Бакс, говорят,
1 к 20-ти ходит.
Итого твой костюмчик, Толик,
2 штуки тянет,
не дороговато ли в гроб?
– Это для дурдома арифметика.
«Известия» печатают, что 1 доллар -
60 копеек.
Это у них в редакции такой курс -
доллар 60 копеек.
Или это для дурдома печатают,
а я тебе говорю цены для жизни.
Цены для жизни в СССР.
Так, эту кишку мы засовываем
сюда,
а дальше?
Дальше эту кишку
мы засунем туда.
Как она вообще-то включается-то?
Потом вода поступает в барабан.
Хэ, драбадан!
О, турбина!
Проверка агрегата.
И ни хрена сюда не поступает.
Наверное, блокировка не работает.
Вставай, касатик, вставай.
Ротик открой.
И раз, и два, и три,
и четыре. И глубокий выдох.
Я благодарен тебе, Митя,
за все.
Я тебе по-мужски благодарен.
Ты меня спас, ты ее спас,
ты и маленького спас.
Ты вообще всех нас спас.
Эта створка открывается?
Ой, Вова, мы с Митей тоже
тебе благодарны.
Не будь тебя мы с ним,
может, не познакомились бы.
Я ведь сюда зачем влезала?
Тебе звонить.
– Привет тухлым яйцам от свежих!
– Заткнись, урод!
– Вот с этого у нас все и началось.
– Что началось?
Вот то, что ты сегодня видишь.
А ты пока поживешь у
Сашиной бабушки. Она ведь как?
Из больницы в санаторий,
из санатория – в больницу.
А нас туда ее родители не пустят.
Ты же их видел.
А тебе и спрашивать не надо,
залез по лестнице,
переночевал и слез.
Ты крути, крути, будешь
таким же сильным и красивым, как я.
Ты, Вова, на тачке, или у тебя
за плохое поведение отобрали?
Сашенька, ты хотела куда-нибудь
поехать покататься, а?
Я хотела, чтобы ты сел на тачку
и поехал туда, сам знаешь куда.
– Куда?
– Туда, Вовочка, туда.
Грубо, но я тебя прощаю, потому что
ты в таком интересном положении.
И все-таки я останусь, хорошо?
Нет, не хорошо,
тебе еще в прошлый раз Плевакин
велел документ принести.
Принес?
А что у тебя там написано?
Кто твоя жена?
Кто твои дети?
Где ты прописан?
А у него документ есть.
Что она его жена,
что у них будет ребенок,
я сам был свидетелем
и моя подпись стоит в этой книжке.
А что ты сюда прикандэхал?
Что, из дома поперли, да?
Иди ко мне на пол ночуй.
Не надо. Пойдем лучше в машине
докопаемся.
Мне кажется, ты последний раз
верно кишку засовывал.
– Вы что, вправду расписались?
– Да.
– И что у него, вправду миллион?
– Два.
Один звонок, это ко мне.
Наверное, из дурдома.
– Здравствуйте.
– Здравствуйте.
Я не знаю, к кому мне обратиться,
но мне нужен Владимир.
– Проходите.
Раздевайтесь.
Куда прикажете пройти?
Здравствуйте.
Вовик, пожалей меня.
И Вы, пожалуйста,
пожалейте меня тоже.
У нас как-то пошло кувырком
в одночасье, рассыпалось.
Я знаю, что я сам виноват,
но мне себя не жалко,
жалко девочек,
жену, дочку, внучек.
А мундир я сознательно надел.
Вовик, я торжественно тебя
прошу,
вернись,
поимей уважение к моей
глупой лысине,
поимей уважение к моим
пусть смешным,
но заслугам.
Товарищ, Вы не волнуйтесь,
Вы лучше вон, соку глотните.
А я Вам торжественно отвечаю,
ты сколько лет, гад, меня
ручонкой за глотку держал?
Дочку твою поцеловал?
Женись!
Женился – рожай!
Одного родил – второго рожай!
Чтоб узы крепче были.
– А тютьча?
– Чего?
– Я говорю, а чувства?
– Какие чувства?
Да мне эти чувства через уши
выдуло давным-давно.
У него концы в КГБ,
он на мне, как на ниточках играет.
Говорит: Танцуй!
И я танцую, я танцую.
Говорит: Я устал,
а я спать ложись.
Захочет в Шереметьево-2
через дипломатическую стойку
без досмотра пропустит,
а не захочет – на стройки
народного хозяйства
в Мухосранск засунет.
А самому слабо в Мухосранск?
После баобабов?
В Мухосранске работать некому,
а вас там по 5 человек
на каждую пальму.
Ну и что ты молчишь?
Тоже мне муж – объелся груш.
Скажи ему, чтобы он катился
отсюда. Что ты молчишь?
– Ничего, что я курю?
– Плохо, очень