занимается...
Нет, наверняка она занимается
совершенно другими делами.
Когда ничего не смыслишь в
ремесле человека, обычно задаёшь
ему самые простые вопросы.
С чего ты начинаешь работу?
Каков твой первый шаг?
Я начинаю с ткани,
с материала, с фактуры.
Затем
перехожу к форме.
Почему-то я всегда поступаю так.
Не знаю, от чего это зависит.
Быть может, форма требует
определённого материала.
Или материал нуждается в
определённой форме.
Не знаю, что сначала, и что потом.
Вполне возможно, что для меня
очень важна фактура ткани.
Шаг за шагом я обрабатываю
материал, представляю себе форму,
которую он должен принять.
Форма и материал.
Всё та же дилемма, тот же ритуал,
что в любом другом ремесле.
Отойти на шаг, посмотреть,
подойти снова, взять, пощупать,
подумать, затем быстро что-то
изменить, и снова замереть.
Некоторое время спустя, я заметил
в работе Йоджи некий парадокс.
Все его наряды обязательно
мимолётны, они предназначены
для немедленного, ненасытного
потребления. Таково правило игры.
В конце концов, в этом суть моды.
Мода всегда говорит о
сегодняшнем, а не о вчерашнем.
Йоджи вдохновляют фотографии и
рабочая одежда вековой давности,
когда люди жили в другом ритме,
а слово «работа» было
полно достоинства.
Мне казалось, что Йоджи
изъясняется сразу на двух языках.
Или одновременно играет на
двух инструментах:
текучем и твёрдом, мимолётном и
вечном, эфемерном и стабильном.
Сейчас мне кажется,
это довольно странно, но так уж
мне кажется,
будто я знаю способ,
единственный способ,
одним выстрелом убивать
двух зайцев.
Создавать совершенно новое,
и при этом
вполне классическое.
Мне представляется,
что я нашёл способ,
как этого достичь.
Странно, конечно!
Но я говорю себе: «Наверное, у
меня слишком богатый опыт.
Я - как чудище с двумя
головами».
Снимая этот фильм, я тоже
ощущал себя каким-то чудищем.
Общался на двух языках и
работал двумя разными камерами.
Глядя в окуляр кинокамеры, я
думал, что снимаю чем-то древним.
Или, мягко говоря, «классическим».
Да. Именно классическим.
Поскольку в мою камеру влезает
только 30 метров плёнки.
Её приходится перезаряжать
каждые 60 секунд. Поэтому, у меня
чаще оказывалась видеокамера.
Она была всегда готова и послушно
фиксировала работу Йоджи
в режиме реального времени.
Её язык был не «классическим».
Порой видеоизображения казались
точнее, как будто они лучше
понимали происходящее, и
были не чужды миру моды.
Иногда,
если в моей коллекции особенно
удаётся какая-нибудь модель,
я думаю, что сделал её не сам,
а получил в подарок.
Ты меня понимаешь?
Ведь каждый ждёт чуда.
Я всегда жду
каких-то удивительных событий.
Моя старая камера.
Её надо заводить вручную и она
стрекочет, как швейная машина.
Ей тоже знакомо ожидание.
Стемнело. Йоджи ни на
секунду не прервал работы.
Платья сменяли друг друга.
Большинство из них будут чёрными.
Я спросил Йоджи, что для
него значит чёрный цвет.
Если говорить о создании одежды,
то применение чёрного цвета
объясняется просто: я всегда
создаю только силуэт,
то есть форму.
Цвет для этого не нужен.
Для меня важна только текстура.
Цветные ткани пробуждают
во мне разнообразные чувства
и настроения,
которые меня,
скорее, отвлекают.
Поэтому, когда у меня
появляется новая идея,
я всегда представляю её
в чёрном цвете.
Белый или неокрашенный,
то есть
серовато-бежевый материал
тоже несёт определённый смысл,
который мне не нравится.
А чёрный,
это как бы квинтэссенция
всех цветов.
Результат их смешения.
Мне это кажется очень интересным,
поскольку...
Как я только что сказал,
это всё равно, что бросить
всё в один котел,
в Чёрное море.
И забыть.
Если относиться к чёрному цвету
именно так,
то он будет восприниматься
несколько истерично,
как будто что-то очень,
очень крепко держишь.
Понемногу, и почти вопреки себе
я начал привыкать к видеокамере.
С кинокамерой в руках я всегда
ощущал себя незваным гостем.
Она привлекала много внимания.
А видеокамера