С ним не делить ни общества, ни ложа.
Остановись, преступная жена,
Не я ль твой муж!
А я тебе жена!
О, знаю я, ты часто покидаешь
Исподтишка волшебную страну
И в образе влюбленного Корина,
Проводишь дни с свирелию в руках,
У ног своей возлюбленной Фелиды,
И ей поешь любовь свою в стихах!
Ты для чего из дальних стран индийских
Явился здесь? Уж верно, для того,
Что с дерзкою, в сапожках, амазонкой,
С воинственной любимицей твоей,
Готовится Тезей соединиться -
И ложу их пришел ты даровать
И счастие, и радость без конца.
Титания, тебе ли упрекать
За то, что я привязан к Ипполите?
Известна мне к Тезею страсть твоя:
При бледном звезд сиянии не ты ли
Похитила его у Перигены,
Которую он обольстил? Не ты ль
Заставила его забыть все клятвы,
Которые давал он Ариадне и прекрасной Антиопе?
Ты в ревности все это изобрел.
Как перешло за половину лето,
Ни разу нам собраться не случалось
В лесу, в лугах, в долине, на горе,
Иль при ручье, поросшем тростниками,
Иль на краю приморских берегов,
Чтобы плясать под свист и говор ветра
И составлять кружочки, без того
Чтоб ты своим неугомонным криком
Не помешал веселью наших игр.
И ветры, нам как будто бы в отместку
За то, что тщетно песни нам поют,
Все принялись высасывать из моря
Зловредные туманы и пары,
Туманами покрыли все равнины
И вздули так ничтожные речонки,
Что их сдержать не могут берега.
С тех пор, как мы поссорились с тобою,
Напрасно вол впрягается в ярмо,
Напрасно труд свой тратит земледелец:
Зеленая пшеница вся сгнила,
Хотя еще пушком не покрывалась;
От падежа вороны разжирели,
И на полях затопленных стоят
Забытые, пустынные загоны;
Ил заволок следы веселых игр,
И на лугу играющих не видно.
С тех пор зима людей не услаждает,
И пения не слышно по ночам.
Зато
луна, властительница вод,
Вся бледная от гнева, напоила
Туманами и сыростью весь воздух
И насморки в избытке зародила.
Все времена с тех пор перемешались:
То падает белоголовый иней
В объятия едва расцветшей розы;
То, будто бы в насмешку, лето вьет
Суровая зима, весна и лето,
И осень плодовитая меняют
Обычные ливреи меж собой;
Не узнает времен мир удивленный -
И это все наделал наш раздор,
И мы всему причина и начало!
Исправить все зависит от тебя.
Титания, зачем противоречить?
Я лишь прошу мне уступить ребенка
В мои пажи.
Ты можешь быть покоен
Я всей страны волшебной не возьму
За этого ребенка. Мать его
Была моею жрицей. Сколько раз
Во тьме ночей индийских, ароматных
Она моей сопутницей бывала!
На золотых нептуновых песках
Любили мы сидеть и наблюдать,
Как по волнам купеческие судна
Несутся вдаль.
О, как смеялись мы,
Любуяся, как ветер шаловливый
Их паруса натягивал - и те
Вздувались вдруг огромным животом.
Тогда моя несчастная подруга
Беременна была моим пажом
И с ловкостью, бывало, подражала,
По воздуху летая, парусам,
Беременным от ветра.
Но смертная была моя подруга
И умерла, доставив сыну жизнь.
Любя ее, я сына воспитаю;
Любя ее, я не расстанусь с ним.
Ребенка мне отдай.
За все твои владенья не отдам!
Пойдемте, эльфы
Пока я здесь, мы будем лишь браниться.
Прочь отсюда!
хорошо, иди своим путем;
Но я тебя не выпущу из леса,
Пока твоих обид не отомщу.
Мой милый Пак,
поди сюда скорее!
Ты помнишь ли, однажды там сидел
Я на мысу и слушал, как сирена,
Несомая дельфином на хребте,
Так хорошо, так сладко распевала,
Что песнь ее смирила ярость волн
И звездочки со сфер своих сбегали,
Чтоб музыку сирены услыхать?
- Да, помню.
- Ну, в то самое мгновенье
Я увидал - но видеть ты не мог -
Что Купидон во всем вооруженье
Летел меж хладною луною и землей
И целился в прекрасную весталку,
Которая на Западе царит.
Вдруг он в нее спустил стрелу с лука
Так сильно, что как будто был намерен
Он не одно, а тысяч сто сердец
Пронзить одной пылающей стрелою.
Однако я заметил, что стрела
На западный цветок, кружась, упала.
Он прежде был так бел, как молоко,
Но, раненый любовию, от раны
Он сделался пурпурным.
Поди, найди цветочек - я