Летэма
и узнать, как ты себя чувствуешь, ладно?
До свидания.
Ты как будто говорил со
своим пациентом.
- Она что, больна?
- Она истощена.
Истощена?
Да ладно уж. Мы живём в Нью-Йорке.
Здесь все истощены.
- А может, это такое кодовое слово?
Ага.
Ага, я думаю, так оно и есть.
Как поживает тот паренёк, который с градом?
Ты когда-нибудь слышала о конфиденциальности?
Какой прогноз на завтра?
Саранча?
Он растерян.
Растерян?
Это так же, как истощен?
Я не хочу об этом
сейчас говорить.
Ты рассказывал мне об адвокатше, которая
думала, что её кошка с ней разговаривает.
Я не должен был.
Он хочет убить себя.
Это так, да? Поэтому ты и
не хочешь об этом говорить.
- Он имеет право на конфиденциальность.
- Да брось ты, Сэм.
Он хочет убить себя
в субботу вечером.
В полночь, как будто это свидание.
А почему именно в субботу?
У меня не было времени спросить.
Послушай, мы можем об этом говорить.
Меня это не пугает.
- Это пугает меня.
- Ага, я знаю.
Но ты должен мне верить.
Я верю.
- Джерри, вира по малой.
- Понял.
- Всё нормально, Мики.
- Не так быстро.
- Смотри, чтобы не раскачивалось.
- Мамочка, давай-давай. Быстрее.
Аккуратно. Аккуратно. Держи!
Ребята, проходите скорее.
Стой! Стой! Мой шарик!
Извини, паренёк.
Он полетел в рай для шариков.
Ничего страшного, сэр.
Мы сейчас купим другой в парке.
- Пойдем, мой сладкий.
- Честно, мамочка?
Так, парни, идёт к вам.
Тристан Ревёр однажды сказал...
"Мы не можем видеть ветер,
но можем видеть волю ветра".
На этом полотне Прадилла Ортиз заставляет
нас представить ветер...
показывая его действие на дым...
пламя свеч и вуаль Доньи Хуаны.
На этом шедевре Гойи видны
только лица жертв.
Наши глаза притягивает
самый яркий участок полотна...
белая рубашка приговорённого,
который молит о пощаде.
За ним поднимается холм...
делая побег невозможным.
- Изначально "Мёртвый тореадор" был фрагментом
более масштабной картины...
"Происшествие во время боя быков".
Но после того, как она была осмеяна
критиками и зрителями...
Мане в гневе разрезал её пополам...
отделив мёртвого героя от стадиона...
и случайно создав таким образом
одну из своих наиболее нетленных работ.
- Привет.
- Привет.
Как поживаешь?
Так себе.
Я не знал, придёшь ли ты на занятия после того,
что ты мне сказал.
Да? А куда мне ещё идти?
У тебя есть минутка?
Конечно.
Какие-нибудь твои здесь?
Ой.
Что?
Ну, эти никуда не годятся...
- А-а.
Знаешь, что Тристан Ревёр сказал
о плохом искусстве?
"Плохое искусство более трагично-красиво,
чем хорошее...
потому что оно воспроизводит
крах человеческих устремлений".
Почему ты хочешь
сделать это в субботу?
Это мой день рожденья.
Мне исполнится 21 год.
Я думал, что традиция в том,
чтобы пойти в кабак и напиться.
Ну, Тристан изобрёл другую традицию.
А что он сделал?
Он умер.
А как насчёт твоих родителей?
А что именно как?
Ты думаешь, им всё равно?
Да.
Они живут где-то недалеко отсюда?
Они в Малус Гарденз.
Малус Гарденз...
Это что такое?
Это кладбище в Джерси.
- Прости.
Я прочитал.
Там ничего об этом не сказано.
Информация немного устарела.
У тебя есть другие родственники?
Нет.
Подружка?
Ты говорил с ней?
Нет.
Кто она?
Я думал, ты говоришь об этой
официантке...
в той столовке на Канал-стрит,
куда я раньше ходил обедать.
Когда она наливала мне кофе,
она всегда спрашивала, как мои дела.
Ну, ты знаешь, как все официантки.
Это вряд ли делает её моей подружкой.
Ты узнал, как её зовут?
Да, её зовут Афина.
Я хотел жениться на ней.
Ты хотел на ней жениться?
Ага. Я купил ей кольцо
и всё такое.
Оно было точь-в-точь, как то, которое
ты купил своей девушке.
Я не украл твоё кольцо, Генри,
ты понял? Честное слово.
Ну да, я его потерял.
Без разницы. Она ушла.
- Она ушла?
- Ага.
- Или она где-то ещё?
- Что ты имеешь в виду?
Нет никакого где-то ещё.
Ему не выкарабкаться.
- Красиво.
- Нет.
Это похоже на то гавно, которое туристы
покупают на Пятой авеню.
- Ты разговаривал сегодня с тем своим