не закончили?
- Пять минут.
- Но я спешу. - Еще чуть-чуть!
- У меня деловая встреча.
А как же полковник?
Полковник!
У полковника были зеленые глаза
и глянцевые сапоги.
Я боготворила папу.
Он был такой красивый,
в своей форме.
Все это абсолютное дерьмо.
Что? Я запрещаю тебе!
Любая форма - это дерьмо.
Все, что за пределами
этой комнаты - дерьмо.
Кроме того, я не хочу слушать истории
о твоем прошлом и все такое...
Он умер в 58-м в Алжире.
Да хоть в 68-м, или в 28-м,
или в 98-м.
В 58-м. И я запрещаю тебе
шутить по этому поводу.
Почему бы тебе не перестать говорить о вещах,
которые здесь не имеют никакого значения?
- Какая, к черту, разница?
- Хорошо.
Так что я должна говорить?
И что я должна делать?
Иди лучше сюда, леденчик.
Почему ты не уезжаешь
назад в Америку?
Не знаю.
Наверное, неприятные воспоминания.
О чем?
Мой отец был пьяницей.
Буянил, трахал шлюх,
дрался в барах...
Настоящий самец...
И очень несдержанный.
Моя мать была очень...
очень поэтичная.
И тоже пьяница.
Все мои воспоминания о детстве
сводятся к ее аресту за
разгуливание в голом виде.
Мы жили в маленьком городке.
Фермерская община.
Мы жили на ферме.
И я приходил домой после школы...
А ее не было...
В тюрьме или еще что-нибудь...
А потом...
Мне обычно приходилось
доить корову.
Каждое утро и каждый вечер.
Мне это нравилось.
Но, я помню,
однажды я весь вырядился,
чтобы повести девушку
на баскетбол.
Я уже выходил, и мой отец сказал:
"Ты должен подоить корову."
Я попросил его:
"Пожалуйста, подои ее вместо меня."
Он ответил: "Нет. Быстро пошел
доить, засранец."
В общем, я вышел, и я спешил...
У меня не было времени переодеть туфли,
и я заляпал их все
коровьим навозом.
По дороге на баскетбол
вся машина провоняла.
И...
Я не знаю, я просто...
Я не могу вспомнить
так уж много хорошего.
Даже хоть что-нибудь?
Да. Что-то могу.
Был один фермер.
Очень приятный парень.
Старый, очень бедный
и очень много работал.
Я...
расчищал канавы, чтобы
осушить землю для посадок.
И он носил спецовку и
курил глиняную трубку.
Часто он даже не набивал
в нее табака.
И я ненавидел эту работу.
Было жарко, грязно,
и спину ломило.
Целыми днями я смотрел на его слюну,
которая стекала по черешку трубки
и свисала с ее чашечки.
Я спорил сам с собой,
когда она упадет.
И я всегда проигрывал.
Я никогда не видел,
как она падает.
Я оглядывался, а ее уже не было,
и на ее месте была уже новая.
Затем у нас была прекрасная...
Моя мать... Моя мать научила
меня любить природу.
И...
Думаю, это было большее,
что она могла сделать.
И напротив нашего дома
было это большое поле, луг.
Летом это было горчичное поле.
И у нас была большая черная
собака по имени Голландка.
Она охотилась на кроликов
на этом поле.
Но она не могла их увидеть.
Так что ей приходилось подпрыгивать
вверх на этом горчичном поле
и очень быстро оглядываться, чтобы
увидеть, где находятся кролики.
И это было...
очень красиво.
Она ни разу так и
не поймала кролика.
У тебя были хорошие воспоминания!
О, правда?
Я не хочу знать ничего о
твоем прошлом, детка.
Ты думаешь, я тебе
рассказывал правду?
Может быть.
Может быть.
Я Красная Шапочка, а ты - волк.
Какие у тебя сильные руки!
Это чтобы сжать тебя так,
чтобы ты пукнула.
Какие у тебя длинные ногти!
Это чтобы лучше царапать
твою задницу.
Как на тебе много шерсти.
Это чтобы твои мандавошки
могли лучше спрятаться.
Какой у тебя длинный язык!
Это чтобы поглубже залезть
в твою задницу, дорогая.
А это зачем?
А это твое счастье и моя радость.
Гадость?
Шланг.
Болт.
Петушок.
Ударник.
Труба. Вставка.
Это забавно.
Это как маленьким
играть во взрослых.
Я здесь снова чувствую
себя ребенком.
- Тебе нравилось быть ребенком?
- Это самое прекрасное, что может быть.
Разве это прекрасно, когда
из тебя делают ябеду
или заставляют кем-то восхищаться?
Или изменять себе за кусочек сладкого?
- Я не была такой!
- Нет?
Я писала стихи.
Рисовала замки.
Большие замки с