заснули?
Позаботьтесь о себе.
Открой ворота.
— Куда так поздно?
— Не твоё дело.
Прошло десять лет.
Дети превратились в крепких
молодых людей,
несмотря на те трудности и страдания,
которые им прошлось вынести.
Зимой Дзусио, которого
теперь звали Муцу,
исполнилось 23 года, а Андзю,
которую звали Синобу, — 18.
Брат. Брат, просыпайся.
— Что?
— Тревога!
Туда! Он побежал туда!
Туда! Туда!
Эй, ты, назад!
— Сюда!
— Взять его!
Ах ты!
Поймать его!
Взять его! Взять его!
Пустите меня! Пожалуйста!
Полвека я терпеливо
трудился на вас!
Дайте мне уйти!
Мне уже семьдесят.
Мои дни сочтены!
Дайте мне умереть свободным
человеком... пусть даже в канаве!
Муцу, займись.
— Кто поставил клеймо?
— Молодой Муцу.
Какой он жестокий!
Он скверно кончит.
Негодяй этот Муцу. Наверное,
он сын разбойника.
Тебя не в чем винить,
не волнуйся.
— Поучи-ка эту новенькую.
— Приятно познакомиться.
Присмотри за ней.
Гляди. Вот так...
Попробуй.
— Как тебя зовут?
— Кохаги.
— Сколько лет?
— Шестнадцать.
— Из крестьян?
— Да.
— Где тебя продали?
— Садо.
Садо?
Тебе не приходилось встречать
женщину по имени Тамаки?
Нет.
Её продали на Садо 10 лет назад.
Ей было 35 или 36 лет.
Сейчас ей должно быть 45 или 46.
Я не знаю.
Садо — большой остров.
Опять болит, Намидзи?
Такое чувство, будто живот
набит камнями.
Тебе становится хуже.
Мне не придётся отдохнуть,
пока я жива.
Мы не люди.
Почему весь остальной мир
поворачивается к нам спиной?
Что ты такое говоришь?
Будто бы ты здесь первый день.
Мне пора браться за работу.
И тебе тоже.
Как тоскую по тебе я, Дзусио.
Разве это жизнь, а не мученье?
Как тоскую по тебе я, Андзю.
Разве это жизнь, а не мученье?
Меня продали на сторону, о горе!
Тихо-тихо лодочник отчалил.
Подожди. Что это за песня?
Можешь спеть её ещё раз?
Начинается так: «Как тоскую по тебе я,
Дзусио. Как тоскую по тебе я, Андзю».
Кто научил тебя ей?
На Садо все её поют.
А кто первый начал петь
такую печальную песню?
Говорят, одна продажная женщина.
— Продажная женщина?
— Её звали Накагими.
Ты думаешь, она всё ещё жива?
Ну... не знаю.
Как тоскую по тебе я, Дзусио.
Разве это жизнь, а не мученье?
Как тоскую по тебе я, Андзю.
Разве это жизнь, а не мученье?
— Спой снова.
— Хорошо.
Как тоскую по тебе я, Дзусио!
Разве это жизнь, а не мученье?
Как тоскую по тебе я, Андзю!
Разве это жизнь, а не мученье?
Это мама!
Разве это жизнь, а не мученье?
Разве это жизнь, а не мученье?
Подождите! Подождите меня!
Возьмите меня с собой!
Пожалуйста, возьмите!
Здесь всё, что у меня есть!
Гребите быстрее! Быстрее!
Пожалуйста!
Накагими, хватит!
Пошли домой!
Она невыносима!
Надо перерезать ей сухожилия,
чтобы не убежала.
Пожалуйста, господин, я больше
такого не сделаю! Пощадите!
Заткнись!
Простите меня!
Запомните! За попытку бежать
полагается такое наказание.
Плохо, Накагими. Сегодня
мы не увидим сушу.
Дзусио!
Андзю!
Как тоскую по тебе я, Дзусио!
Разве это жизнь, а не мученье?
Прекрати, Андзю!
Это бесполезно!
Это первая весточка
о нашей маме.
А тебе и дела нет?
Ты больше не думаешь
ни о матери, ни об отце?
Не хочешь с ними свидеться?
Что толку хотеть?
Если удастся убежать,
мы как-нибудь их найдём.
Как? У нас вообще нет денег.
Как же нам их искать?
Ты только посмотри на нас. Нам
лучше вообще с ними не встречаться.
Мы поедем в Киото
и как-нибудь устроимся.
Как-нибудь устроимся?
Не мечтай.
Кто бы мы ни были по рождению,
теперь мы слуги. Рабы.
Кому мы нужны?
Тебя продадут в бордель.
А я пойду воровать.
Или мы оба будем попрошайками.
Да у тебя сердце уже
как у разбойника!
А душа ничтожней, чем у нищего!
Как ты мог поставить клеймо
на лоб старику?
Как можно быть таким жестоким?
Ты забыл слова отца?
Разве тебе не стыдно перед тем
образом, который ты хранишь у сердца?
Дзусио!
Как ты мог?
Я не видел от богов ничего хорошего!
Лучше