"Если твои фотографии
недостаточно убедительны,
значит ты был
недостаточно близко".
ВОЕННЫЙ ФОТОГРАФ
Он для меня - загадка.
И я не знаю,
что заставляет его делать вещи,
которые он делает.
Он - одиночка.
Но я думаю -
иногда нужно быть таким,
чтобы работать так хорошо,
и так сильно выкладываться.
Это трудно -
управлять своим вниманием,
эмоциями, энергией...
Нужно быть абсолютно
сконцентрированным.
И он такой!
Эта мне кажется
слишком графичной и холодной.
Я бы предпочел вот эту,
на которой
оплакивают мертвых.
- Мы дадим ее на развороте.
- Хорошо.
Она вызывает
невероятную грусть...
Мне нравится
эта печальная фигура,
идущая сквозь улицы,
полные разрушений.
Она прекрасно
вписывается в серию.
И у нас есть еще Гома!
(Африка, извержение вулкана)
Один миллион беженцев!
Тысячи умерли,
их не смогли похоронить
в вулканическом пепле.
Были горы трупов!
Да, горы трупов...
Это перебор!
У нас уже много трупов.
O.K., ладно.
Выглядит фантастически!
Думаешь,
нам стоит взять эту?
Я бы увеличил ее.
Это тоже
потрясающая фотография!
С трупами в грузовике...
Может быть, ее стоит увеличить,
чтобы поместить сюда?
Вам ясно,
что эти трупы
не в Африке?
Можно не показывать
трупы,
а занять их место вот этим.
Меняем?
Возникает ощущение, что
все события происходят в Африке.
Они начинаются в Африке,
и создается впечатление, что все это -
жуткая Африканская командировка.
Но его идея -
это ужас во всем мире.
- Дадим крупным планом верхнюю...
- Тогда появляется кульминация...
- Тогда видно, что парень погиб.
- Страшные взгляды...
Именно!
Тогда мы видим это!
... теперь стало короче:
После падения Берлинской стены
войны изменились.
Воюют уже не нация против нации,
а человек против человека.
Вместо
сверхсовременного оружия -
карабины и мачете...
Джеймс Начтвей,
всемирно известный
военный фотограф,
лучше других знает,
как показать
эти новые конфликты
и их жертвы.
Сколько человек пропали без вести
в этой деревне?
И сколько были убиты?
Двенадцать.
Мы сможем туда пойти?
Мой сын пришел!
О, мой сын! О, мой сын!
Я решил стать фотографом,
чтобы быть
военным фотографом.
Это было в начале
семидесятых годов,
во время
войны во Вьетнаме.
Фотографии из Вьетнама
показывали нам
что там происходило
на самом деле.
Они противоречили словам
политиков и военных.
Это были подлинные,
документальные фотографии,
которые выступали
против войны
во всей ее несправедливости
и жестокости,
показывая то,
что там творилось.
Я был потрясен
этими снимками.
И тогда я решил
посвятить свою жизнь
продолжению этой традиции.
Прошло много времени,
пока я почувствовал себя
достаточно уверенным,
чтобы делать эту работу.
Прежде чем пытаться
убеждать других людей,
я должен был
убедиться сам.
В 1980-ом,
я проснулся однажды ночью,
и понял,
что я уже все выучил,
и пришло время
ехать в Нью-Йорк,
чтобы становиться фотографом.
Военным фотографом.
Я чувствовал себя
готовым ехать
за границу,
в зону военных действий.
Я получил сразу же
контракты.
Это было беспокойное
и увлекательное время.
Я был свидетелем истории.
Не академического взгляда,
не издалека.
Я наблюдал, что происходит
с обычными людьми
в ходе истории.
Это был действительно
ценный опыт.
Именно он сделал
меня фотографом.
Это то, что я искал.
И еще, была опасность.
Были приключения, риск.
Я должен был
противостоять опасности,
и чувствовать настоящие
волнения людей.
Это было
почти как в театре,
только я был
на сцене,
и драма писалась тут же,
минута в минуту.
Нужно было понять,
предвосхитить события,
влиться в происходящее
эмоционально и
интеллектуально,
чтобы суметь
их продолжить.
Я должен был учиться
развивать свой взгляд,
чтобы выразить
свои чувства.
И для этого
мне надо было их узнать.
Фотографией,
границами кадра
я знакомился с миром,
и с самим собой.
У нас маски.
Но только из-за запаха.
Мне не нужна маска.
Внутри сотня трупов.
Там сейчас
криминалисты и антропологи.
Они