голландским флотом и...
В общем, ты же знаешь,
я не очень люблю сражаться в море.
Знаю.
Ну, рассказывай. Что
приключилось в Мадриде
-за то время, что меня там не было?
- Грядёт война с Францией.
Я слышал.
Дон Франсиско женился
на какой-то вдове.
Ясно.
А Веласкес наконец-то
закончил "Сдачу Бреды".
Ты её уже видел?
Флаги он заменил копьями
и немного всё приукрасил.
Но это потрясающая
картина. Вам понравится.
Не сомневаюсь.
Что-нибудь ещё?
Анхелика де Алькесар
вернулась в Испанию.
- Интересно?
- Я бы так не сказала.
- Правда?
-Да, так и было.
Я попытался от нее отвязаться.
Налетаем! Покупаем!
Прольётся кровь, много.
-У меня только две руки.
- Четыре.
- Это мы ещё посмотрим.
- Почему?
Я сказал, посмотрим.
Так что за работа?
Я всего лишь посредник. Подробности
узнаете у Гвадальмедины.
Но золота будет полно.
Поручение это приватное,
но исходит от самого короля.
Какая честь. Если тут
замешаны такие персоны,
кто-то, видимо, откусил
больше, чем смог проглотить.
Вы слишком долго
отсутствовали, капитан.
- В Испании таких - в изобилии.
-Да уж.
Ладно, ступай.
Конечно.
Судно называется "Дева Мария",
и в его трюме
контрабандой перевозят
-две тысячи золотых слитков.
- В обход таможни?
До чего же ты наивен, Диего.
За взятку они будут глухи и слепы.
Тем более, что тут
замешаны сиятельные лица.
В общем, вся штука в том, что перед
разгрузкой в Севилье "Дева Мария"
станет на якорь в каком-нибудь
тайном месте у побережья и
перегрузит весь товар на
фламандскую шхуну, "Никлаасберген".
Значит, чтобы золото
вернулось в руки нашего короля,
нужно напасть
на фламандскую шхуну. Я прав?
Что мне в тебе нравится, Диего, -
ты все схватываешь на лету.
А после того, как золото вернётся в
руки короля, на что оно пойдёт?
Я тебя не понимаю.
Я спрашиваю, Ваша светлость,
пойдёт ли золото на отделку
королевского дворца или вдовам
тех, кто погиб во Фландрии и еще
погибнет во Франции,
наконец уплатят пенсии?
Ты слишком много пьёшь,
Алатристе.
Слова, сеньора, стоят мало.
Скажите, что вы говорили?
Как признаются в нежной страсти
мужчины к женщинам?
Как всякий, кто обожает и вздыхает,
приукрашая сотней врак
одну сомнительную правду.
Так, но в каких же выраженьях?
Сеньора, ваш жестокий
натиск меня смущает.
Эти очи, -я говорил, - струят сиянье,
в котором мой единый свет.
Сиянье?
Подобные слова - азы, сеньора, для
каждого, кто любит и желает.
Я вижу, Теодоро, вкус плохой у вас.
Не удивляйтесь, что теперь немного
пали вы в моих глазах, поскольку
знаю я, что у Марселы изъянов
больше, нежели достоинств. Они
виднее тому, кто ближе наблюдает.
К тому же, будучи грязнулей,
частенько ей за это достаётся.
Но не хочу её порочить перед вами,
ведь я могла бы много рассказать вам.
Но мы оставим и прелести,
и недостатки...
Ведь я хочу того же, что и вы:
женитесь, вам желаю счастья.
Но раз уж вы себя считаете
настолько знатоком в любви,
то помогите же советом, Теодоро.
Одной моей подруге,
что томима любовью
к скромному мужчине...
Поскольку думает, что, отдавшись
страсти, лишится чести,
а, воспротивившись любви,
сойдет от ревности с ума.
Её возлюбленный,
о сей любви не зная,
хоть и смышлён,
но всё же робок с ней.
Привет, малыш. А ты подрос.
Уже настоящий мужчина.
Я думал, вас уже убили.
Пожалуй, так и есть.
Меня это не удивляет.
Думаю, мы с тобой ещё встретимся.
Не сомневайтесь. Тогда и
узнаем, живы ли вы или мертвы.
Совет опасный: что если он ее узнает?
Не лучше ли его убить?
Как говорят, раз Марк Аврелий своей
супруге Фаустине кровь гладиатора
поднёс в стакане,
чтоб выпить та могла...
Столько времени прошло.
Да, много.
Чем ты занимался все эти годы?
Убивал еретиков и писал стихи.
И эти стихи, они стоят того,
чтобы их прочесть?
Нет, не думаю.
Но только в них я мог
представить вас.
Вижу, ты ещё не разучился
разговаривать с женщинами.
Наверное, я больше никогда
не вернусь к стихам.
Говорят, ты всё ещё
с этим капитаном.
Конечно.
У меня виды на тебя,