получившего при крещении имя Якоб,
несомненно, в честь моей
скромной особы, которая,
хотя и была упомянута
моим племянником вскользь,
видимо, произвела на девушку
большое впечатление.
К счастью, скажу я.
Ведь родители,
чтобы не платить содержание и
избежать вообще любого другого скандала,
отправили своего сына, моего
дорогого племянника, в Америку,
безответственно снабдив его
весьма скудными средствами,
и в результате, если бы не чудеса,
которые только в Америке ещё и случаются,
юноша, предоставленный
самому себе, вероятно,
тотчас же пропал бы где-нибудь
в переулках нью-йоркского порта,
но, к счастью, та служанка
написала мне письмо,
которое после долгих странствий
третьего дня попало в мои руки,
и вместе с подробным рассказом о случившемся
и описанием внешности моего племянника
благоразумно сообщила
также и название судна.
А сейчас скажи мне откровенно,
признаёшь ты меня своим дядей или нет.
- Ты – мой дядя. Но...
- Отлично сказано.
Ну не замечательный ли у меня племянник?
Я счастлив
познакомиться с вашим племянником.
Для моего корабля особая честь –
послужить местом подобной встречи.
Правда, путешествие четвёртым классом
было, наверное, весьма утомительным,
ну да ведь никогда не знаешь,
кого везёшь.
Мы, конечно, делаем всё возможное,
чтобы максимально облегчить путешествие
пассажиров четвёртого класса,
гораздо больше, например,
чем американские компании,
но...
превратить такой рейс в сплошное
удовольствие нам пока, увы, не удалось.
Мне это не повредило.
Ему это не повредило!
Что же теперь будет с кочегаром?
Кочегар получит то, что заслуживает
и что господин капитан считает нужным.
Я полагаю, мы сыты кочегаром по горло.
В этом, без всякого сомнения, со мной
согласится любой из присутствующих.
Не в этом дело,
речь ведь идёт о справедливости.
Не пойми ситуации превратно.
Речь, конечно, о справедливости,
но одновременно и о дисциплине.
То и другое,
особенно последнее, находится здесь
в ведении господина капитана.
Так и есть.
Однако мы уже и так помешали
господину капитану в его делах,
которых у него по прибытии в Нью-Йорк,
безусловно, накопилось очень много,
и нам давно пора покинуть судно,
а не то, чего доброго, эта пустячная
перебранка двух машинистов
превратится по нашей милости
в большой скандал.
Впрочем, милый племянник,
твои побуждения я вполне понимаю,
но именно это даёт мне право
поскорее увести тебя отсюда.
Я тотчас же прикажу
спустить для вас шлюпку.
Почему ты ничего не говоришь?
Почему всё это терпишь?
С тобой поступали несправедливо,
как ни с кем другим на корабле.
Ты должен бороться за себя,
соглашаться или отрицать, иначе
эти люди так и не узнают правды.
Ты должен обещать мне, что
послушаешься моего совета,
ибо у меня есть серьёзные
причины опасаться,
что я больше уже
не смогу помогать тебе.
Этот кочегар словно околдовал тебя.
Ты чувствовал себя одиноким,
когда встретил его, и теперь ты ему
благодарен, что весьма похвально.
Но, хотя бы ради меня,
не заходи слишком далеко
и осознай своё нынешнее положение.
Да, ты в самом деле преуспел.
И если хочешь знать, всего этого
я достиг сам за тридцать лет.
Вначале у меня было маленькое
дельце в районе порта,
и если за день туда
поступал пяток ящиков,
я уже летел домой как на крыльях.
Сегодня
у меня третьи по величине
склады в порту,
тот давний магазинчик служит
инструментальной кладовкой
и столовой шестьдесят пятой
бригаде моих грузчиков.
Да это граничит с чудом.
Здесь всё происходит
необычайно быстро.
Господин Поллундер приехал, чтобы
увезти тебя в свой загородный дом.
Я не знал, что визит
состоится уже сегодня,
иначе бы я подготовился.
Если ты не готов, лучше, пожалуй,
немного отложить визит.
Какие там приготовления!
Юноша всегда наготове.
Это не из-за него. Но ему придётся ещё
зайти в свою комнату, и он задержит вас.
И для этого времени вполне достаточно.
Я предусмотрел задержку
и закончил свои дела пораньше.
Видишь, сколько осложнений
уже