его пропустил.
Ни слова больше!
Не откажите в любезности,
проводите меня к выходу,
а затем укажите путь
к ближайшей гостинице.
Только побыстрее.
Вы доставляете мне массу хлопот.
Меня зовут Карл Россман,
я – немец.
И раз уж комната у нас общая,
пожалуйста, скажите мне,
как вас зовут и
какой вы национальности.
Я же добавлю только,
что на кровать не претендую,
так как явился поздно
и вообще не имею намерения спать.
Кроме того, вас не должна
смущать моя шикарная одежда,
я совершенно нищ
и без всяких перспектив.
Его зовут Робинсон, он ирландец.
Я – Деламарш,
француз, а теперь прошу
нас не беспокоить.
Зачем же вы тогда стали слесарями,
если теперь хотите
податься на золотые прииски?
- Зачем я стал слесарем?
Конечно же не за тем,
чтобы сын моей матери голодал.
На золотых приисках
хорошие заработки.
– Были когда-то.
– И остались.
Мы уж будем добиваться
места в Баттерфорде.
Вы немец, не так ли?
Да, я недавно в Америке.
Итак, чего вы хотите?
Шпик, хлеб и пиво.
И больше ничего?
– Нет, благодарю, но на троих.
– Но ведь это пища арестантов!
Сейчас мы всё подберём.
– Далеко ли вам ещё идти?
– До Баттерфорда.
– Это очень далеко.
– Ещё день пути.
- Не дальше?
- О нет.
Почему же вы решили
ночевать под открытым небом?
Здесь достаточно места.
Отдохните у нас в гостинице.
Мой багаж там, на улице.
Так несите его сюда, это не помеха.
А мои товарищи?
Разумеется, они тоже
могут переночевать здесь.
Приходите же!
Не заставляйте себя упрашивать!
Мои товарищи – бравые ребята,
только не очень опрятные.
К нам даже самое отребье заходит.
Итак, я сейчас велю
приготовить три кровати.
Я не могу привести с собой товарищей.
Не понимаю, почему это невозможно,
но, если вам так хочется,
оставьте своих товарищей на воздухе
и приходите к нам один.
Нет, так не пойдёт, это мои товарищи,
и я должен остаться с ними.
Вы упрямец.
К вам относятся по-доброму,
стараются помочь,
а вы отбиваетесь изо всех сил.
Примите мою величайшую благодарность
за доброе ко мне отношение.
Сколько с меня причитается?
Расплатитесь, когда вернёте корзинку.
Я должна получить её,
самое позднее, утром.
Благодарю, до свидания.
Доброй ночи,
но вы поступаете неразумно.
Вставайте! Вы спите,
а здесь меж тем побывали воры!
– Чего-нибудь недостаёт?
– Я не знаю, но чемодан открыт.
В другой раз не уходите так надолго.
Мы проголодались,
подумали, что в вашем чемодане
может оказаться что-нибудь
съестное, и щекотали замок,
пока он не открылся.
Ну-ну. Если вы ещё хотите есть,
то поторопитесь.
Кажется, он не в духе, капризничает.
Я не капризничаю,
но я переночую в гостинице
и в Баттерфорд не пойду.
Ешьте быстрее,
я должен вернуть корзинку.
Слышишь, Робинсон,
мы оказали ему доверие,
целый день тащили его с собой,
потеряли из-за этого
не меньше чем полдня,
а теперь там, в гостинице,
кто-то его поманил –
и он сматывается,
просто-напросто сматывается.
Но поскольку он – лживый немец,
он это делает не в открытую,
а выискал предлог – чемодан.
Продолжайте, продолжайте,
тем легче мне будет уйти.
У вас ничего нет, но это ни в коей
мере не унижает вас в моих глазах,
однако вы завидуете моему мизерному
имуществу и потому стараетесь меня унизить,
- вот этого я вынести не могу.
А теперь, взломав мой чемодан,
вы даже не подумали извиниться,
наоборот, вы оскорбляете
меня и мою нацию.
Нет, ты послушай, Робинсон, мы завидуем
– так он полагает – его имуществу.
День работы в Баттерфорде -
о Калифорнии и говорить нечего, -
и у нас будет в десять раз больше того,
что вы нам показывали и что, наверное,
прячете в подкладке пиджака.
Стало быть, попридержите-ка язык!
Останься я здесь ещё, меня, пожалуй,
ожидают новые сюрпризы.
Похоже, вам охота поколотить меня.
Всякому терпению приходит конец.
Лучше помолчите, Робинсон.
Ведь в глубине души
вы согласны со мной,
но вынуждены держать
сторону Деламарша!
Вы никак хотите его задобрить?
Даже и не думаю.
Я рад, что ухожу, и не желаю
больше иметь с