Так точно,
ваша княжеская милость.
Ну что ж...
Ты спас жизнь Хмельницкому,
он тебе благодарен.
Езжай. Для вида дам тебе письма к атаману
кошевому
и другим атаманам. Держи глаза открытыми – не
снюхался ли Хмельницкий с татарами.
Через месяц вернусь.
Не волнуйся, моя милая.
– В Лубнах нас ксендз со свадьбой ждет.
– За тебя боюсь.
Посол – это святое.
– Осторожно, не уроните, это добро пана наместника.
– Не уроним, за своим следи, ваша милость!
Вот письма к Татарчуку и Барабашу.
Барабаш – мой племянник.
Он тебе лучше всего расскажет,
что там Хмельницкий затевает.
Но не знаю, не поздно ли слишком
для твоей поездки.
Отправь, полковник, гонца к князю,
а я должен ехать, такой у меня приказ.
Это вроде пан Заглоба?
Да, тот пьянчуга.
Он все время с Богуном пьет.
Редзян!
Видишь того толстяка?
Скажи ему, что у кое у кого срочное дело,
но не говори, у кого.
Слишком поздно едешь!
Слишком поздно!
Тут уже народ так бурлит,
видишь ли, наместник, такое дело:
как война, так казак хорош,
казаку привилегии,
а как казак с войны вернется, так его
наши паны-шляхта в колодки, как холопа!
Дай Боже умереть поскорее!
Чтобы междоусобицы не видеть.
Тут брат брата убивать будет.
Бедная Украина!
Ведь то пан Чаплинским двери корчмы отворял!
Что мне особенно понравилось!
Приветствую, ваша милость!
Чарочку за отъезд?
Только глупый отказывает,
когда мудрый просит.
Редзян! Меду!
А куда, ваша милость, едешь?
С посольством на Сечь.
О, горячо тебе там будет!
Что тут Богун делает?
Любимчик всех казаков. Куда он, туда
и они пойдут.
В шляхтянку влюблен. Хочет на ней жениться,
так некстати ему перед свадьбой
с холопами брататься.
– Отличный этот твой мед! – Пей, пей.
Выпью, выпью... Богун хочет,
чтобы я его усыновил
и к гербу допустил, потому что панна
та, похоже, из знатного рода.
Не первый раз я в своей жизни грудью
встаю на защиту страны.
И потому с казаками пьешь?
Хочешь их к себе расположить, чтобы тебе
приятелями были в случае победы?
Стыда у тебя нет!
Делить его со мной никого не приглашаю.
Сам его выпью. А заслуга – что масло,
должна наверх всплыть.
Люди готовы, ваша милость,
пора ехать.
– Еще по одной! – Даст бог, скоро встретимся.
Господи, ваша милость! Столько воды
я в жизни не видел!
Днепр.
Что так погрустнел?
Столько земли зря пропадает!
А в Редзянах родители судятся
из-за одной груши на меже.
Процесс длится уже 50 лет...
Вот тут межа, а мой дедуля...
А что тут живой души на воде нет?
Рыбаков не видно.
Наверное, на Сечь сбежали, пане.
Поднимайте парус!
Возвращайтесь!
Редзян, ты боишься смерти?
Как это? Что его милость говорит?
Кто на Сечь едет, тот не вернется.
Почему его милость едет?
Это уж мое дело.
Вернешься в Разлоги.
Смерти боюсь, но его милость не покину,
потому что я какой-нибудь холоп,
а шляхтич, хоть и бедный.
Не хочешь добровольно, поедешь по приказу.
Хоть убейте, не поеду.
Что я, Иуда какой-то, его милость
на смерть отправлять.
Езжай.
Дважды мне жизнь спасешь.
– В Чигирине возьмешь коня.
– Которого?
А хоть бы моего. Письма в Разлогах отдашь.
А если там читать не умеют, то скажи им,
чтобы как можно скорее в Лубны ехали.
Война будет.
Ну так надо ехать.
Но так мне жаль его милость оставлять,
что если бы даже его милость
мне свой пояс подарил, то...
Поедешь, когда письма напишу.
К бою!
– Вы кто? – А вы кто?
Отвечай, вражий сын, а то из самопалов
спрошу!
Его светлость посол от князя Иеремии
Вишневецкого к атаману кошевому.
– Который тут посол? – Я.
Отведем посла – на веревке!
ЗАПОРОЖСКАЯ СЕЧЬ
Апрель 1648
Письмо от Вишневецкого к атаману
кошевому,
чтобы он меня выдал.
И два письма к атаманам Татарчуку и Барабашу
чтобы позаботились о после и выполнили
все его желания.
И что скажете, панове атаманы,
об этих письмах?
Мог бы кошевой их скрыть?
Мог!
Мог. Но не скрыл.
– Так он наш брат? – Брат, брат!
Я ему верю, как себе.
Спасибо, Богдан!
Спасибо, товарищество, за почет!
А вы, господа депутаты, скажите,
что кошевой –