часов, вот он перед вами.
- Привет, Велутто.
- Синьор Леонида, привет.
Дед Симеоне,
адъютант в отставке.
94 года.
Артрит,
диабет,
атеро...
склероз.
- Совершенно впал в детство.
- Прекрасно.
Что это за штучки? Надеюсь, ты
не собираешь оставить его у нас.
Почему нет? У нас что много
едоков, одним больше...
Цыц. Будете говорить,
когда я разрешу, понятно?
- Да.
- Только дедушки не хватало.
- Что ты еще задумал?
- Дедушка - часть плана.
(невнятно поет)
Он всегда поет?
Да, нет, что вы, достаточно
сунуть, положить в рот ему
жевательную резинку,
и он тут же смолкает.
Вот видите. Вы удовлетворены,
синьор Леонида?
Почти. По правде говоря, мне бы
хотелось, чтобы он больше
походил на скелет, на доходягу.
Артрит, диабет, атеро...
склероз.
Он может окочуриться
в любую минуту.
- Идеальный вариант.
- Вы его берете или нет?
- Да, только без шляпы.
- Нет, в ней вся прелесть.
- Снимите этот аксессуар.
- Нет, а то он заплачет.
- Заплачет?
- Да. Смотрите.
Видели?
- Он плачет и с жвачкой?
- Плачет, но не поет.
- А без резинки?
- И плачет, и поет.
Беру.
- Сумасшедший дом.
- Тихо.
Ты собираешься купить
этого деда? Кончено, я ухожу.
- Мама, успокойся.
- Пошли.
Я сказал, и дедушка останется, и
прадедушка, и пра-пра-прадедушка.
- А я?
- А ты сгинь, истеричка.
- Я тоже останусь.
- Папа, ты уверен,
что наша квартира подойдет
для столь старого синьора?
- Успокойся. Я беру его напрокат.
- Напрокат?
- Сколько?
- Как?
Да, внаймы, внаем. Да. Сколько?
Грабеж.
Он у тебя Джоконда?
Синьор Леонида,
а транспорт, а жвачка?
Хорошо.
Ты предпочитаешь наличными?
- Наличными и сию минуту.
- Сегодня ничего не будет.
Ничего я подожду до субботы.
Я вам верю, синьор Леонида,
как Евангелию.
Только выпью
рюмашечку за ваше здоровье.
Ну, нет ничего сегодня.
Ничего страшного. В другой раз.
Будьте внимательны. Тов...
- Пустите к дедушке.
- Иди ты к дедушке.
Товар очень хрупкий.
Я пошел.
Да.
Да. Наконец, ты объяснишь
свою гениальную операцию?
Сверхгениальную. Дедушка
принесет нам немалый доход.
- Этот? Несколько грошей.
- Несколько сотен тысяч лир.
- Несколько сотен тысяч?
- Сотен тысяч лир.
Несколько сотен тысяч?
Цифра приблизительная
и заниженная.
Вчера, выполняя обязанности
синьора из общества,
на крестинах внука графа
Кьорелли де Ада,
любуясь прелестным ребенком,
созерцая накрытый стол,
я вдруг почувствовал страстное
желание произнести речь.
При голодных спазмах
желудка я говорил долго.
Я говорил, что знаменательное
событие, собравшее нас здесь,
заставило вспомнить величайшую
привилегию человечества -
бескорыстную помощь
ближнему своему.
Ваши счастливые лица,
говорил я,
натолкнули меня
на мысль облегчить...
нищету страдальцев,
осветив улыбкой, счастливой,
радостной, благодарной улыбкой
их нужду и горе.
В заключение своей
блистательной речи
я предложил учредить
благотворительный комитет.
Вот это находка.
- И ты - основатель комитета.
- Да, основатель.
Более того, я сообщил комитету,
что имею на примете семью,
которая пребывает
в страшной нищете.
- Браво. И чья же это семья?
- Наша.
- Наша?
- Ну, ваша. Наша, ваша, наша...
- Что вы на меня уставились?
- Я ухожу.
- Стоять.
- Папа, как ты мог?
Я выполнил свой долг.
Стойте, на этот раз
идея не так уж плоха.
Плоха? Гениальна, впрочем,
как все идеи Леонида Папагатта.
Так.
Так, комитет придет сюда,
и все пойдет, как по маслу.
Как, комитет будет здесь?
Мы должны своими глазами
увидеть те нищенские условия,
в которых вы влачите
жалкое существование,
и сердца наши разжалобятся,
и мы сделаем все, чтобы вызвать
улыбку благодарности на ваших
изможденных, обезображенных
лицах.
Сам ты обезображенный,
а у меня лицо красивое, очень.
Валерия, оно должно стать
обезображенным и изможденным.
- Сейчас комитет придет сюда.
- Как сюда?
- Но они могут увидеть тебя.
- Они должны. Я - основатель,
пришел заранее,
делайте что-нибудь.
- Что?
- Что-нибудь с лицами.
Они должны вызывать