чем дней минувших радость.
К речам живого Ричард был бы глух,
Предсмертные ему проникнут в слух.
Нет, льстивым звукам дал заткнуть он уши
Хвалам, что любят даже мудрецы;
Размерам сладострастным, чью отраву
Впивает юности открытый слух,
Молве про жизнь Италии роскошной,
Где рабски ищет образцов для мод
Наш ковыляющий за ней народ.
Где б вздор какой ни появился в свете,
Хотя презренный, был бы лишь новинкой,
Не шепчут ли ему о том все в уши?
Там слишком поздно подавать совет,
Где разуму с желаньем сладу нет.
С тем, кто избрал свой путь, не совладать;
Уча его, последних сил не трать.
Мне мнится, что пророк я вдохновенный
И, умирая, так о нем вещаю:
Его беспутства пыл не может длиться.
Большой огонь себя сжигает сам;
Дождь мелкий длителен, недолги ливни;
Кто быстро едет, - быстро устает;
Глотая все, подавится едок;
Тщеславие - обжора ненасытный,
Снедая все, пожрет само себя.
Трон королей, державный этот остров,
Земля величия, жилище Марса,
Подобье рая, сей второй Эдем,
Самой природой созданный оплот,
От войн защита, от чумной заразы,
Счастливейшее племя, малый мир,
Алмаз в оправе серебристой моря,
Которому оно стеною служит
Иль рвом, оберегающим жилище
От зависти не столь счастливых стран;
Благословенный край, отчизна, Англия,
Кормилица и матерь королей,
Великих по рожденью, грозных родом,
Прославленных за подвиги во имя
Честного рыцарства и христианства
Повсюду, в отдаленных землях, вплоть
До родины упрямого еврейства,
Где искупителя священный гроб;
Край славных душ, наш славный, славный край,
Своим достоинством повсюду славный, -
В аренду сдан, подобно жалкой ферме!
Со смертью в сердце это говорю.
Та Англия, что в окруженье моря
Встарь отражала скалами осаду
Нептуна, грозного владыки вод,
Теперь окружена кольцом позора -
Чернильных клякс, пергаментных оков;
Британия, привыкшая к победам,
Сама себя позорно победила.
Ах!
Если б этот стыд исчез со мною,
С какой бы радостью я принял смерть!
(Смех)
Вот и король. Он молод; будь с ним мягче!
Горячих жеребцов не горячат.
Не лучше вам, мой благородный дядя?
Ну, что? Как поживает старый Гонт?
О, как подходит это имя мне!
Да, старый Гонт, годами истощенный.
Во мне тоска блюла унылый пост;
А кто ж, постясь, не станет истощенным?
Над спящей Англией я долго бдел;
Кто бдит, тот худ; кто худ, тот истощен;
Других отцов питающего счастья
Постом лишен я - сыновей не вижу.
Чрез этот пост, тобою истощенный,
К могиле годен я, - сам как могила,
Чьим недрам достается лишь костяк.
Больным ли так хитро играть словами?
Нет, тешась, над собой беда смеется.
Покончить хочешь с именем моим,
Я льщу тебе, король, смеясь над ним.
Так умирающие льстят живущим?
- Нет, умирающим живые льстят.
- Ты льстишь мне, сам сказал, с порога гроба.
Ты умираешь, хоть больны мы оба.
Я жив, здоров и вижу, что ты болен.
Нет, видит мой создатель, что ты болен.
И сам я болен, видя, что ты болен.
Твой смертный одр - родная вся страна,
Где имя доброе твое болеет;
А ты, как пациент беспечный, вверил
Помазанное тело попеченьям
Врачей, тебе недуг твой причинившим.
Гнездится тысяча льстецов в короне,
Чей круг не больше головы твоей;
Но, хоть заключено и в тесных гранях,
Не меньше зло, чем вся твоя страна.
О, если бы твой дед предвидеть мог,
Как сын его же сына - сыновей
Его погубит, он не допустил бы,
Чтоб ты сейчас позорил так себя:
Заранее тебя б он низложил,
Раз ты себя позором низлагаешь.
Племянник, если б правил ты вселенной,
Позорно было б сдать наш край в аренду;
Но если край наш - все, чем ты владеешь,
Не больше ль чем позор его позорить?
Ты - Англии помещик, не король;
Венец твой - раб арендных договоров,
И ты...
Глупец безмозглый, слабоумный!
Ты, полагаясь на права горячки,
Холодным поучением дерзаешь
Кровь королевскую сгонять со щек,
От ярости бледнеть нас заставляя!
Клянусь величьем королевским трона,
Не будь ты братом Эдвардова сына,
Язык, вертящийся в твоей башке,
Ее свернул бы с непокорных плеч.
Сын брата