хочу спросить тебя,
и пожалуйста, ответь мне честно.
Давай.
-Ты считаешь меня антисемиткой?
Нет, Кэти, не считаю.
-А Фил считает. -Разве?
Ты знаешь, что это не так.
Ты еврей, и ты это знаешь.
Почему я не могу объяснить это Филу?
Ты знал, что это я предложила
написать эти очерки?
Нет.
-Я ненавижу это так же, как и он.
Почему же он этого не видит?
За ужином, один человек рассказал
нехорошую историю.
Мне было так стыдно.
Какую историю, Кэти?
Да просто историю.
-Расскажи мне.
Это такая вульгарная шутка.
Это не имеет
никакого отношения--
А вдруг имеет. Что за шутка?
Ругань я переживу.
Но зачем?
Ну ладно. Его звали Локхардт,
и он пытался рассмешить других, играя
словами вроде "пархатый" и черномазый".
Он был отвратителен,
а все остальные--
Что ты сделала, когда он так пошутил?
Что ты хочешь сказать?
Что ты сказала, когда он замолчал?
Я хотела закричать на него, хотела уйти.
Я хотела сказать всем
"почему мы терпим,
когда он оскорбляет все,
во что мы верим?
Почему мы не накажем его?"
И что ты сделала?
Я просто сидела. Мне было стыдно.
Мы все молча сидели.
Ясно.
А потом ты ушла, и позвонила мне.
Когда ужин закончился,
я сказала, что мне плохо, и это правда.
Ты вряд ли чувствовала бы себя плохо,
если бы не смолчала тогда.
Ударив в ответ, чувствуешь себя лучше.
Я давно это понял.
И Фил это понял.
-А я - нет?
Есть много неприятных вещей, Кэти.
Это просто другая война.
И если кто-то убегает,
он дезертир, как и--
Я этого не говорил. Ты сказала.
Кто-то пошутил. Да, кто-то
за столом грубо пошутил,
и хорошие люди не смеялись.
Они его презирали.
Но они оставили это безнаказанным.
А за такой шуткой стоит гостиница
"Водопад", и Дэриэн, и Томми, и те дети--
Если не на шутке, то где остановиться?
-Ты это хочешь сказать?
-Именно.
Где остановиться?
Фил думал, что я буду бороться с этим,
а я разозлилась на него, вместо того,
чтобы злиться на тех, кто способствует
антисемитизму, вроде Локхардта.
Не только Локхардт. Его-то видно сразу.
А как же остальные, те кто его слышал?
Они должны быть на твоей стороне.
Но они не--
Ничего не сделали, и я тоже.
Вот в чем проблема.
Мы ничего не делаем.
Одно следует за другим, Дэйв.
Фил будет бороться. Он может это
делать, и он всегда будет бороться.
А если я просто сижу и ничего не делаю,
то я не гожусь ему в жены.
Наши мнения всегда расходились,
когда мы касались таких тем.
Всегда.
Но я поняла это только сейчас.
-Конечно.
Мужчине хочется,
чтобы его жена была не просто
компаньоном, Кэти,
не только возлюбленной,
и даже не только матерью его детей.
Ему хочется, чтобы жена была другом,
с которым можно переживать
трудные времена.
И они должны считать
важными одни и те же вещи,
иначе они никогда не будут ладить.
Ты ведь не из камня, малышка.
Ты живая, мягкая,
и можешь делать все,
что угодно, сама.
Могу ли?
Могу ли я?
Нужно больше, чем просто разговоры.
Не ругай меня, Фил. Я не могла заснуть, так
что взяла у тебя первые два выпуска почитать.
Иди-ка сюда.
Спасибо, мама. Трудно найти
что-нибудь лучше этого.
Жаль, что твой отец не может это
прочесть, Фил, ему бы понравилось.
Особенно это место:
"Уезжая из гостиницы, я понял, что
чувствует любой мужчина, или женщина,
которым солгали, что вакансий нет,
любой подросток, которого не приняли в
колледж или не взяли в летний лагерь.
Я познал гнев, возникающий при виде своего
ребенка, возвращающегося домой в слезах.
Тогда я увидел, что делают взрослые,
воздействуя на семи-
и восьмилетних детей,
и подростков, пытающихся найти работу,
или получить образование.
И я понял, что и они тоже это знали.
Те терпеливые и упрямые люди,
которые творили, сражались,
спорили, и создали Конституцию,
и Билль о Правах.
Они знали, что дерево
познается по плоду,
и что несправедливость портит дерево,
пока его плод не увянет, и не упадет
на темную почву истории,
где гниют и умирают другие
великие надежды,
где равенство и свобода остаются
единственным выбором
для тех,