своей речью.
Но чем легкомысленнее вы кажетесь,
тем серьезнее вы на самом деле, не так ли?
– Мне это понравилось.
– Спасибо.
Я всегда говорю: только у
молодежи есть достаточно опыта,..
... чтобы по достоинству
оценить мое творчество.
– Прекрасно, Оскар.
– Нам нужен шок. Люди так банальны.
А вы пользуетесь своим остроумием как
рапирой.
Вы распарываете ею их накрахмаленные
пластроны, чтобы проступила кровь.
Ах, если бы вы могли пустить
кровь в Оксфорде. Но для этого нужно чудо.
В моем колледже у преподавателей в
жилах только пыль.
В каком колледже вы обучаете своих
преподавателей?
– Магдалины.
– Я сам в нем учился.
Я воспользуюсь привилегией его
выпускника и приеду к вам на занятия.
Приезжайте скорее. Меня хотят исключить.
Как можно быть столь жестокими к такому
красивому юноше?
Преподаватели так буржуазны.
Мой дорогой Оскар! Ты шокировал весь Лондон
тем, что курил на сцене.
Прекрасно, значит, пьеса будет идти не
меньше года.
Оскар, ты должен поблагодарить Марион Терри.
Она была хороша, не так ли?
Так хороша, что мне казалось, что она
сама написала все свои реплики.
– Извините, лорд Алфред.
– Боузи, пожалуйста.
Боузи.
Отлично.
«Мой сад – это мой сад!» – сказал
Великан.
«И он обнес сад высокой стеной и прибил
объявление: «Посторонним вход воспрещен!».
Великан был большим эгоистом. Теперь
бедным детям негде стало играть.
Они попробовали поиграть на дороге,..
... но там оказалось очень много острых камней
и пыли, и им не понравилось там играть.
«Теперь после школы они обычно бродили
вокруг высокой стены...
... и вспоминали прекрасный сад, который
за ней скрывался».
«Как хорошо нам было там!» – говорили
они друг другу.»
Надеюсь, он был очень красив?
Да, насколько может быть красивым
уличный мальчишка.
Не хватало еще, чтобы нас шантажировали
уроды.
Досадно то, что он угрожает показать мои
письма моему отцу.
Который, разумеется, покажет их всем
своим друзьям как образец изящества стиля.
Нет. Нет, вы не знаете его, он чудовище.
Это правда. Он повсюду носит с собой хлыст.
Раньше он бил мою мать.
Он бил моих братьев. Он порол меня с тех пор,
как мне исполнилось...
Мой мальчик...
Хотя он практически неграмотен.
Он, наверное, даже не поймет этих писем.
По непростительному упущению, я сам
никогда не подвергался шантажу.
Но друзья уверяют меня, что ста фунтов
обычно достаточно.
Правда? Господи, я-то думал... Вы мне
поможете?
Предоставим это Льюису. Джорджу
Льюису, моему адвокату.
Он знает, что надо делать.
Он поверенный принца Уэльского.
Правда, он неотразим, мистер Уайльд?
Он само совершенство. Во всех
отношениях.
«И из моих уст льются слова этой
радостной песни».
«Он любит меня, он здесь. Он любит меня,
он здесь».
Это было великолепно, Боузи. Просто
очаровательно.
Кто-нибудь хочет еще чаю?
Я не хочу сидеть здесь, лучше там.
Вы слышали, что сказал лорд Алфред?
Я хочу, чтобы все смотрели на нас и
говорили:
«Смотрите, это Оскар Уайльд со своим
мальчиком».
И что мы будем есть, пока на нас
смотрят?
Гусиный паштет, омаров и шампанское.
– На двоих. Мы все делаем вместе.
– Хорошо, мистер Уайльд.
Мне кажется, ему нравилось меня пороть.
В моей семье все сумасшедшие.
Дядя в прошлом году перерезал себе
горло в привокзальной гостинице.
– У какой станции?
– Юстон.
Все самые важные путешествия в нашей жизни
связаны с железнодорожными вокзалами.
А теперь мне самому пора отправляться
на станцию.
Сара Бернар считает,
что лучше меня знает, как играть Саломею.
Останься. Прошу тебя, останься.
По крайней мере, до вечера.
Сара божественна, как и ты.
Она будет великолепна в кульминационный
момент,..
... когда Саломея целует в губы
отрубленную голову Иоанна Крестителя.
«Ты не хотел, чтобы я целовала твои
уста, Иоканаан».
Иоканаан – древнееврейское имя, то же
самое, что Иоанн.
«Теперь я поцелую их. Вопьюсь в них
зубами своими, как кусают спелый плод.
Я поцелую твои уста, Иоканаан.
Твое тело белым-бело, как снега, что
лежат в горах.
Что