школы, к примеру.
Как ей удаётся получать столько наград,
когда ученики вылетают из неё как мухи?
Почему так?
И моим слушателям любопытно
услышать о вашей роли...
в решении исключить Шерил Биггс.
Я, я... я...
Я ни о чём таком не знаю.
Я не понимаю о чём вы.
Это не так, сэр.
«Шерил отказалась следовать советам...
более позитивно относиться...
к своему состоянию и будущему.
Я не вижу другого выхода,
кроме как предложить отстранение.»
Кто вы? Откуда у вас мой телефон?
Вы признаётесь, сэр?
Признаюсь в чём?
Что вы слизняк.
Погодите-ка минутку!
Вы беседуете с ученицей,
а потом капаете на неё.
Вы предаёте её.
Разве не так, сэр?
Ну, как видите, у них аргументы иссякли.
Общество меняется столь стремительно...
что никто старше двадцати
просто этого не понимает.
Ну ладно. Вернёмся к нашим баранам.
«Я живу в одной комнате
со старшим братом.
Почти каждую ночь, после того
как выключат свет,
он лезет ко мне в кровать...
щиплет меня и так далее.
А потом заставляет меня
чесать ему спину...
и прочие интимные места.»
Да, пора уже в нашем шоу
появиться разговорам об интимном.
«Рано или поздно он возбуждается...
и без лишних слов...
начинает тереть свою штуку,
заставляя меня смотреть.»
Подписано «Затрахашаяся».
Ну, во-первых, ты не затрахавшаяся.
У тебя незатраханная реакция
на затраханную ситуацию.
Чувствовать себя затраханной
в затраханном месте...
в затраханное время – не
значит быть затраханной.
Надеюсь, ты въехала в мой бред.
Так, как вы знаете, дорогие слушатели,
если приложить свой телефон,
то вам точно ответят.
Это Горячий Грязный Гарри. Вы в эфире.
Это мисс Затрахавшаяся?
У меня к вам пара вопросов.
Как велика та штука,
которую вы упоминали?
Она больше детской руки?
Что, вы не помните,
или не хотите говорить?
Или, может, вы всё это выдумали, а?
Запомни, дорогая,
я почую ложь как пук в машине.
Не слишком хорошо
получилось, честно говоря.
Понимаете, мне...
настоящие истории всегда
вставляют больше,
даже если в них нет ничего особенного.
Они могут быть любыми.
Малкольм, ты уже сделал уроки?
Мы с твоим отцом смотрим телевизор.
Может, пойдёшь, посидишь
с нами хоть разок?
Ну ладно, Малкольм, как пожелаешь.
Спасибо.
Ну, я не знаю.
Пишите о своих самых грустных
моментах, о своих самых каких угодно.
Лишь бы всё было по-настоящему.
В смысле, мне нужен размер,
форма, ощущение, запах.
В смысле, я хочу крови,
пота и слёз в этих письмах.
Чтобы они были вымазаны в
мозгах, эктоказме и сперме!
Аллилуйя!
А теперь, мои озабоченные слушатели,
приготовьте руку, ведь...
Да, леди «ешь меня,
режь меня» вернулась.
«Приди.
Каждую ночь ты врываешься
в меня как преступник.
Ты вламываешься в мозг...
но ты не обычный преступник.
Ты кладёшь ноги на стол
и открываешь пепси,
начинаешь веселье,
включаешь мой магнитофон,
ставишь песни которых я не
слышала, но под которые танцую.
Ты сводишь с ума. Я говорю “сделай это”.
Не знаю что, только сделай.
«Сожми меня, брось меня, толкни меня,
потяни меня, говори сильно.»
Мне это нравится.
Говори сильно.
Мне нравится сама идея, что голос может
проникнуть куда угодно,
без приглашения,
словно захватчик,
грязная мыслишка в
миленьком чистеньком мозгу.
Может мысли – это вроде
вирусов, понимаете?
Они могут убивать чистые мысли...
и занимать место.
Это было бы неслабо.
Это было бы очень неслабо.
Да, я знаю, мои озабоченные слушатели,
вы хотите, чтобы я позвонил
леди «ешь меня, режь меня»,
но нет!
Потому что она никогда
не оставляет свой номер.
Не повезло, долбодятел.
Всегда та же красная бумага...
те же прелестные чёрные буквы.
Она, небось, вроде меня –
легенда в собственном представлении.
Но знаете что?
Спорить готов, на самом деле
она вовсе не такая крутая.
Уверен, она даже застенчивая,
как многие из нас,
бодро бегающих по коридорам...
делающих вид, что опаздываем на урок...
делающих вид, что заняты.
Эй, поэтичная леди,
ты правда такая крутая?
Ты тут?
Ты слушаешь?
Я всегда тут.
Мне кажется,