рукописный текст.
Шрифт в одно мгновение, в одном образе
рассказывает историю своего создания,
рассказывает о своем развитии
очень элегантно, очень быстро.
Подобные шрифты стали странным образом
популярны в дизайнерских кругах,
конечно, некоторые начали думать -
это все, что мы делаем,
что, слава богу, не правда.
Ну, я всегда считал очень подозрительным подход
тех людей, которые используют три или четыре шрифта.
Я думаю, такой подход интересен при
единичном проекте
как тренировка, когда создаешь себе
дополнительные ограничения, чтобы сосредоточиться.
Но поступать так всю жизнь,
это тоже самое, как если бы писатель сказал,
Я буду писать с помощью только
трех-четырех слов.
Да, возможно, вы и могли бы это делать,
но, во-первых, зачем это вам,
и во-вторых, будет ли вам по-настоящему
интересно заниматься такой работой всю жизнь?
Дизайнеры хотят выражать собственную
индивидуальность,
собственное отношение к миру,
ощущение того, что им есть, что сказать
с помощью дизайна,
через дизайнерский выбор, который они делают.
И, конечно, это вызвало споры.
Если взять, например, такую личность как Массимо Винелли,
который был одним из лучших проповедников 60-х,
и его компанию Unimark,
то уже в самом названии, Unimark, заложена
идея унифицированной формы выражения.
И когда он видел эти новые работы,
экспрессивные, субъективные, неуправляемые,
созданные, по его мнению, совершенно
иррациональным способом,
казалось, что варвары не просто стоят у ворот,
а что они уже прорвались внутрь
и завладели всем.
В 70-х молодое поколение было
за психоделику,
и весь этот джанк.
И в 80-х их умы были совершенно
сбиты с толку
этой... болезнью под названием
Постмодернизм,
людей просто кидались туда сюда,
как куры без голов,
в поисках любых шрифтов,
которые можно было назвать "не модернистскими".
Они не знали, за что,
они только знали, против чего
они были.
И тем, против чего они выступали, была Гельветика.
У меня не было специального образования
в этой области,
Что касается меня, то я никогда не учился
всем тем вещам, которые должен был делать.
Я просто делал то, что имело для меня смысл.
Я просто напросто экспериментировал.
Так что когда люди начали почему-то
расстраиваться, я не мог понять, почему.
Я говорил: "Что за фигня?
О чем это вы вообще?"
И только много лет спустя кто-то
объяснил мне,
возможно, лучше, чем я
объясню сейчас,
что на самом деле была группа людей, которая
много времени потратила на то, чтобы все организовать,
и привести в систему,
а потом эти люди видели, как пришли
мы и вышвырнули все это в окно.
Что, возможно, делал и я, но
я не специально,
я ничего не планировал.
И лишь гораздно позднее я узнал
термин Модернизм, и то, и это.
Журнал Raygun был очень
экспериментальным,
соверешенно экспрериментальным. В каждой
статье мы пробовали многое,
многое срабатывало,
многое не срабатывало.
Я даже не видел, что зачастую были
ошибки,
конкретные ошибки, про которые народ писал
длинные статьи,
почему я использовал черный шрифт на
черном фоне или еще что-то.
Нет я никогда не замечал,
о чем это вы вообще?
Очень сложно делать качественно что-то
более субъективное, поясняющее.
Ну я могу научить кого угодно
с улицы
делать сносные визитки
или информационные бюллетени.
Но если я приведу с улицы группу
людей, проиграю диск и скажу:
"Так, а теперь давайте переложим
эту музыку на обложку",
и 9 из 10 точно растерются
и сделаютт что-то банальное и
избитое,
и только один человек сделает что-то
потрясающее,
потому что эта музыка говорила с ним и
направляла его в том направлении,
в котором никто, кроме него, идти не мог. И для
меня как раз вот тут-то и начинается самое интересное,
захватывающее и эмоциональное.
И именно здесь рождаются
лучшие работы.
Это статья про певца Брайана Ферри,
и когда я читал ее, я понимал, что она такая
же, как и многие другие, которые я читал,
и она была, блин, такая нудная,
такая скучная.
И я прошелся по всем своим шрифтам,