го.
Дирижер оркестра.
Вы написали, что не принадлежите
к нацистской партии.
Это так.
Каким же образом человек,
не входящий в партию,
мог стать прусским
Тайным советником?
Я получил телеграмму от Германа Геринга,
в которой сообщалось,
что он назначил меня
Тайным советником.
Мне даже не предложили выбора.
А после ужасных событий,
произошедших в ноябре 1938-го,
после еврейских погромов,
я перестал пользоваться этим титулом.
А вице-президент Музыкальной Палаты?
Этим титулом вы пользовались?
Но, видимо, у вас тоже не было выбора.
Геббельс просто прислал
вам телеграмму,
начинавшуюся словами:
"Уважаемый господин вице-президент".
Доктор Геббельс не присылал
мне телеграмму.
Кажется, мне сообщили об этом в письме.
Точно не помню.
Геббельс и Геринг осыпали вас
такими почестями!
Один сделал вас Тайным советником,
другой - вице-президентом
Музыкальной Палаты,
а вы даже и в партию-то не вступали.
Как вы это объясните?
Между Герингом и Геббельсом шла постоянная
борьба за контроль над немецкой культурой.
Я был пешкой в их игре.
В 1934-ом я ушел с поста
вице-президента Музыкальной Палаты
и покинул должность музыкального
руководителя оркестра берлинской филармонии.
Почему вы пошли на такой шаг?
Я написал открытое письмо в газеты,
где выразил протест против того,
что нацисты делали с музыкой.
Они делили композиторов
на евреев и не-евреев.
Я признаю только деление на плохую
музыку и хорошую музыку.
В конце концов, Геббельс вызвал меня
и сказал, что, если я хочу,
то могу покинуть страну, но вернуться
я уже никогда не смогу.
Я всегда считал, что с врагом эффективнее
бороться изнутри, чем снаружи.
Я задал себе вопрос - каков мой долг,
как музыканта: Уехать или остаться?
А потом Геббельс потребовал, чтобы я
признал Гитлера единственным лицом,
определяющим культурную
политику страны.
Это был само собой разумеющийся факт,
который бессмысленно было отрицать.
Я просто подтвердил, что только Гитлер
и назначенный им министр культуры
отвечают за культурную политику Рейха.
Тем самым я хотел подчеркнуть,
что не несу личной ответственности
за их культурную политику.
Я всегда придерживался той точки зрения,
что необходимо разделять искусство и политику.
Тогда, почему вы дирижировали оркестром
на нацистском съезде в Нюрнберге?
Я не дирижировал на том съезде.
Концерт был накануне съезда.
Знаете, подобные вещи обычно оговаривают
в страховых договорах мелкими буквами.
А в 1942-ом 19-го апреля,
накануне тридцатипятилетия Гитлера,
разве не вы дирижировали оркестром?
Как это соотносится с вашими воззрениями
на политику и искусство?
- Это... Это другое. Меня обманули.
- Как же так?
Можно мне стакан воды?
- Прошу вас, фройляйн...
- Штраубе.
Благодарю.
Благодарю.
Я был в Вене. Мы репетировали
девятую симфонию Бетховена.
Позвонил Геббельс и сказал, что я должен
дирижировать на дне рождения Гитлера.
Я всегда отделывался
от подобных приглашений,
ссылаясь на занятость, болезнь,
заключение врачей и прочее.
Мне повезло и в том, что Балдур
фон Ширах, гауляйтер Вены,
терпеть не мог Геббельса и рад был
всячески ему насолить.
Но на этот раз Геббельс добрался
до моих докторов раньше меня.
Они до смерти перепугались.
Фон Шираху тоже пригрозили,
и он не стал меня выгораживать.
Так что у меня не было выбора.
Я знаю, что пошел на компромисс,
и горько об этом сожалею.
Разве вас обманули?
Скорее, вы заключили сделку.
- Я не заключал сделок.
- Я вам не верю.
Это правда.
Все говорят, что вы помогли бежать
множеству евреев. Каким образом?
Я не помню всех случаев -
их было так много.
- Вы звонили каким-то знакомым?
- Возможно. Я же сказал, что не помню.
Тогда я вам помогу.
Вы снимали трубку и говорили:
"Алло, Адольф? Это Вильгельм.
Слушай, старина, тут есть один
чудный музыкантик - еврей.
Ему нужно разрешение
на выезд в Париж.
Пособишь?" А, может,
вы звонили Геббельсу или Герингу?
Вы же были так близки,
в один туалет ходили.
- Можно задать вам вопрос?
-