заплатив по нему,
мне невозможно будет
остаться в живых,
то между нами -
все долги уплачены,
и я только хотел бы
увидеть тебя перед смертью.
Однако, поступай
по своему усмотрению.
Если твоя любовь ко мне
не побудит тебя приехать,
пусть не побуждает и мое письмо".
Бросьте все и поезжайте!
Но прежде пойдемте в храм.
Меня вы назовете женой, а там -
скорей в Венецию, к другу!
Вы не должны у Порции в объятьях
покоиться с тревожною душой.
Дам золота, чтоб в двадцать раз
покрыть ничтожный долг!
Потом вернитесь с другом сюда,
а мы пока с Нериссой будем,
как девушки и вдовы, ждать.
Вперед! В день свадьбы
вас отъезд немедля ждет.
Смотри за ним, тюремщик!
Нет пощады. Вот он - глупец,
ссужавший деньги даром.
Смотри за ним!
Послушай, добрый Шейлок.
Мой вексель!
Против векселя ни слова!
Я клятву дал, что получу сполна.
Ты звал меня собакой
без причины. Собака я!
Страшись моих клыков!
Дож будет справедлив.
Я удивляюсь, дрянной тюремщик, -
слишком уж ты глуп:
едва попросит, ходишь
с ним на волю.
Прошу, дай мне сказать.
Мой вексель! Ничего
не стану слушать.
Плати по векселю.
Ни слова больше.
Я не из тех глупцов,
унылых, слабых,
что, охая и головой качая,
на просьбы христиан идут.
Довольно! Не слушаю!
По векселю плати!
Бесчувственнейший пес,
какого знаю среди людей!
Оставь его.
Не стану бесцельно
больше умолять его.
Моей он ищет смерти,
но причину я знаю.
Уверен я, что дож
такого не допустит!
Не может дож законы нарушать:
ведь он, отняв у чужестранцев
льготы, в Венеции им данные,
доверье к законам государства
подорвет. Потому - довольно.
Я изнурен потерями и горем так,
что едва-едва себе фунт мяса
найдет мой кровожадный кредитор.
Дай бог, чтоб увидал Бассанио,
как долг его я заплачу. А там...
Синьора, знай лишь вы,
кому вы честь дарите,
какому благороднейшему мужу,
какому другу вашего супруга, -
конечно, больше б
вы гордились этим,
чем свойственно
при вашей доброте.
Я до сих пор ни разу не жалела
о сделанном добре. Так и теперь.
Ведь меж друзей,
что вместе жизнь проводят,
гармония должна быть,
несомненно, в чертах лица,
и в нравах, и в душе.
И потому я думаю:
Антонио, как друг сердечный
мужа моего, с ним, верно, схож.
А если это так,
как мало я истратила на то,
чтобы спасти души моей подобье
от дьявольской жестокости!
Но это походит уж
на самовосхваленье,
так лучше потолкуем о другом.
Лоренцо, я вручаю все хозяйство
и управленье домом в ваши руки
до возвращенья моего супруга.
Сама ж дала обет я тайный небу:
с Нериссою, пока мой повелитель
и муж ее не возвратятся к нам,
жить в тихом
созерцанье и молитвах.
От всей моей души готов, синьора,
я выполнить все ваши приказанья.
Дай бог вам светлых
мыслей, ясных дней!
Мчись в Падую.
Там доктору Белларио,
кузену моему, вручишь посланье.
- Не так ли, кузен Белларио?
- Да, так.
Джессика. Взгляни, как небосвод
весь выложен кружками золотыми.
И самый малый, если посмотреть,
поёт в своем движенье,
точно ангел,
гармония подобная живет
в бессмертных душах.
Но пока она земною, грязной
оболочкой праха прикрыта грубо,
мы ее не слышим.
От сладкой музыки
всегда мне грустно.
Причина та, что слушает душа.
Тот, у кого нет музыки в душе,
кого не тронут сладкие созвучья,
способен на грабеж,
измену, хитрость.
Темны, как ночь,
души его движенья,
и чувства все угрюмы, как эреб:
не верь такому.
Слушай эту песню.
Мы скорей мужей увидим,
чем ждут они.
А нас они увидят?
О да, увидят. Но в таких одеждах,
Нерисса, что у нас то заподозрят,
чего нам не дано.
Бьюсь об заклад, коль мы
с тобой мужской наряд наденем,
я буду лучший мальчик из двоих.
Подите, позовите в зал жида.
Посторонитесь.
Пусть пред нами станет.
Он здесь, синьор.
Все думают,
и я со всеми, Шейлок,
что видимость злодейства сохранишь
ты лишь до развязки дела,
а потом проявишь милость,
поразив сильнее,
чем мнимою жестокостью своей.
Что скажешь, жид?
Итак, мы все ждем
доброго ответа.
Я вашей светлости уж объяснял: