прав.
Вильям прав. Вильям всегда прав.
Вне зависимости последствий для
себя самого или для других.
Вильям Баскервильский должен
во что бы то ни стало доказать
свою правоту.
А разве не твое тщеславие,
не твое упрямство и кичливость
своим разумом
стали причиной конфликта с Бернардо?
Не искушай судьбу дважды, Вильям.
Если ты снова рассоришься с Бернардо,
тебя не спасет даже Император.
Плоть моя забыло греховное наслаждение,
подаренное нашим слиянием.
Но душа забыть не могла.
И теперь,
увидев ее во всей ее бедности и нищете
в сердце своем я возблагодарил Бога,
за то, что я францисканец.
Я хотел, чтобы она знала: я принадлежу
не к этому алчному аббатству, а к ордену
члены которого посвятили себя избавлению
людей от физических лишений.
И духовной нищеты.
Прощай, Вильям.
Ты безумен и самоуверен.
Но я люблю тебя.
И никогда не перестану за тебя молиться.
Прощай, милое дитя.
Постарайся не перенимать то дурное
что есть в твоем учителе.
Он слишком много думает.
полагаясь на выводы своего разума
и не веря в пророческие способности
своего сердца.
Научись
умерщвлять свой интеллект,
оплакивай
раны Господа нашего.
Да, и выброси свои книги.
Вот чему, Убертино,
я искренне завидую.
Помните. Бойтесь
последнего ангела, друзья мои.
Падет звезда с неба.
И выдут на землю тысячи скорпионов.
Да, да. Мы не забудем.
Кто из них пугает тебя больше других?
- Они все ужасны.
- Нет, взгляни внимательнее.
- Вот этот.
- Я тоже его выбрал.
Что ж,
после вас.
Это фундамент башни.
Но как нам добраться до библиотеки?
Крысы любят пергамент больше ученых.
Идем за ней.
166, запертая дверь.
в скрипторий, 167, 168,
169, 170...
317, 318...
Я знал!
Эджо!
Я знал!
Эджо, ты понимаешь,
в одну из величайших
библиотек христианского мира.
Как же мы найдем эту книгу?
Всему свое время.
О, Беатус Либана.
Эджо, это шедевр.
Экземпляр с комментариями
Умберто Болонского.
Сколько здесь залов!
Сколько книг!
Никому нельзя запрещать
их читать.
Может быть, их считают слишком
ценными и слишком хрупкими?
Нет, дело в другом, Эджо.
Эти книги часто содержат истину,
которая отличается от нашей.
Идеи, которые заставят нас усомниться
в непогрешимости слова Господня.
Учитель.
А сомнения, Эджо,
первый враг веры.
Учитель!
Учитель!
Учитель!
Подождите меня.
Я итак тебя жду.
Но я слышу Ваши шаги.
Я стою на месте, Эджо.
Внизу.
О, это Вы?
Наверху?
Я заблудился!
Что ж, Эджо.
Кажется, мы попали в лабиринт.
- Ты еще здесь?
- Да.
Как же мы выберемся?
С трудом.
Если вообще выберемся.
Видишь ли, Эджо,
в этом прелесть лабиринта.
Эджо, успокойся.
Открой любую книгу и читай вслух.
Выйди из комнаты, где ты находишься,
И иди только налево.
Любовь не зарождается как болезнь,
но становится ею, превращаясь
в навязчивую идею. Мусульманский теолог
Ибн Хазм указывает,
что человек, пораженный любовным недугом,
не жаждет исцеления.
Амурные мечтания нарушают ритм
его дыхания
и учащают пульс.
Он отождествляет любовную меланхолию
с ликантропией - болезнью, побуждающей
ее жертв
вести себя, словно волки.
Внешний облик влюбленного начинает
меняться.
Вскоре у него слабеет зрение,
губы сморщиваются,
а лицо покрывается прыщами и струпьями.
Кроме того, на лице появляются отметины,
напоминающие собачьи укусы,
и человек заканчивает свои дни,
скитаясь ночами
по кладбищам,
словно волк.
Учитель!
Я вижу лампу.
Не двигайся, стой на месте.
Я вижу человека.
- Он остановился.
- Что он делает?
Он поднимает лампу.
Сколько раз?
Три раза.
Это я. Подними свою лампу.
Смотрите! Там!
Глупый мальчишка.
Это зеркало.
Учитель!
Книги, юноша! Спасай книги!
Но я пытаюсь спасти вас!
Потайная дверь, зеркало.
Должно быть мы у цели.
Итак, если я верно расшифровал
указания греческого переводчика...
Надеюсь, ты не считаешь, что я
настолько глуп,
чтобы отдать аббату пергамент,
не сделав с него копию?
Ману супра идолум, аджи
примум эт септимус де кватор
Что это?
Положив руку поверх идола,
нажми на первый
и