колодки, прикрывает
Позор свой тем, что многих он удел,
И в этой мысли видит утешенье,
С себя свою беду перелагая
На тех, кто прежде перенес ее.
Так я в одном лице
играю многих
И недовольны все.
То...
я король:
Из-за измен я нищим стать желаю;
И вот я нищий:
бедностью подавлен,
Я сознаю, что королем быть лучше;
И вот я вновь король:
тут вспоминаю,
Что я низвергнут Болингброком был
И обращен в ничто.
Но кто б я ни был, -
И я и всяк, лишь будь он человеком,
Всегда ничем не будем мы довольны,
Пока не станем сами мы ничем,
Найдя покой.
(Грустная мелодия лютни)
Не музыку ль я слышу?
О!
Соблюдайте такт!
Где такт нарушен,
Там сладостная музыка несносна!
Вот так и с музыкою нашей жизни.
Сейчас...
я чутким ухом отмечаю
Неверный такт в расстроенной струне, -
А в строе государственном своем
Нарушенного такта не расслышал.
Я время убивал,
но, им убитый,
Теперь часами стал я для него:
Минуты - мысли;
тиканье их - вздохи;
На циферблате глаз - их бденья знаки;
На них указывает, словно стрелка,
Мой палец, слезы смахивая с глаз;
А время возвещающий их звон -
То стоны, ударяющие в сердце,
Как в колокол.
Так вздохи, слезы, стоны
Часы показывают и минуты.
Для Болингброка быстро время мчится
В веселье гордом;
я же здесь стою,
Служа в его часах кукушкой глупой.
Бешусь от этой музыки!
Пусть смолкнет!
(Музыка смолкает)
Хоть сумасшедших ею исцеляют,
Я от нее могу сойти с ума,
Но давшего ее благословляю!
То знак любви;
а к Ричарду любовь -
Прикраса редкостная в злобном мире.
КОНЮХ: Привет, король!
Пэр благородный, нас
Вы переоценили в десять раз.
Кто ты такой?
Как здесь ты оказался,
Куда приходит только мрачный пес,
Неся мне пищу, чтоб кормить несчастье?
Я конюхом был у тебя, король,
Когда ты королем был.
В Йорк проездом,
С трудом лишь я добился разрешенья
На бывшего хозяина взглянуть.
Как сжалось сердце у меня, когда
В день коронации увидел я,
Как ехал Болингброк на Берберийце -
Коне, ходившем под тобой так часто,
Коне, которого так холил я!
На Берберийце ехал он!
Скажи мне,
Друг, как он шел под ним?
Так гордо, словно он землей гнушался.
Горд тем, что Болингброк сидел на нем!
Из рук моих хлеб ела эта кляча,
Гордилась тем, что я ее трепал.
И не споткнулась?
Не упала кляча,
Как гордость пасть должна, ломая шею
Тому, кто завладел без права ею!
Прости, мой конь! За что тебя бранить,
Коль, созданный, чтоб подчиняться людям,
Ты выношен, чтоб их носить?
Не конь я;
Однако ж, как осел, тащу я ношу,
Заезжен Болингброком и забит.
(Лязг ключей)
Уйди, приятель, будет здесь торчать.
Да, из любви ко мне пора кончать.
Пусть сердце скажет, что не смел сказать.
Милорд, угодно вам обедать?
Сперва ты должен,
как всегда, отведать.
Милорд,  я  не  смею это сделать:
сэр Пирс Экстон, недавно прибывший от
короля, запретил мне это.
Черт вас возьми с Ланкастером обоих!
Терпенье истощилось, я устал.
На помощь!
Как? Это что? Смерть дерзко мне грозит?
Злодей!
Орудье смерти держишь ты своей!
Займи и ты в аду с ним место рядом!
(Кричит)
Руке, которой ты меня сразил,
Гореть в огне неугасимом мало.
Экстон!
Она мой край моею кровью запятнала.
Лети!
Лети, душа!
Твой трон на небесах;
Плоть, умирая...
...падает во прах.
Гласит последнее известье, дядя,
Про город Сайстер в Глостершире: он
В огне мятежниками истреблен!
Но схвачены ль они, про то не слышно.
Аббат Вестминстерский, глава всей шайки,
От угрызений совести жестоких
И от тоски могиле предал тело,
Но Карлейль жив и ждет, придя сюда,
За гордость - королевского суда.
Вот, Карлейль, приговор:
В уединенном месте с этих пор,
Найдя там келью, в ней живи достойно;
Коль мирно будешь жить, умрешь спокойно.
Хотя всегда моим врагом ты был,
Но искру правды я в тебе ценил.
Король великий,
в этом вот гробу
Схоронен страх твой;
здесь лежит безгласный
Твой враг, из главных - самый он опасный;
(Щелкает пальцами)
Я с Ричардом Бордоским
прибыл к вам.
Нет благодарности таким делам.
Убийство тяжкой ты свершил рукой