и спросил у него,
что это такое.
Все замолчали.
Лерой посмотрел на меня,
косо и зловеще улыбнулся
и ответил, что это была мохнаточка.
Его собственная мохнаточка.
Кровь бросилась мне в лицо,
и я часто задышал.
Вот он стоял со своим кусочком девочки
и подбрасывал его высоко в воздух.
Я замолчал, поняв, что
первый раз в жизни увидел Бога.
Но я хотел, чтобы и у меня была
собственная такая штучка.
Но старина Лерой
засунул леденец в рот,
прыгнул на велик,
ухмыльнулся мне и уехал,
оставив нас в облаке пыли
и смятенных желаний.
И в этом мучительном тумане в возрасте 10 лет
я решил посвятить остаток жизни
поиску своего собственного
кусочка любви,
чтобы мохнатка осталась
со мной навсегда.
Ну все, хватит.
Я пошла домой.
Куда? Во Флориду?
Будь осторожна.
Мы не можем вырвать из книги
нашей жизни ни одной страницы,
но мы можем бросить
всю книгу в огонь.
- Это Жорж Санд.
- Ну, я думал, будет тяжелее.
Слушай, мне как-то неудобно ей врать.
И что интересного
для молодой сявки в этом доме?
Она сама сказала, что это клоповник.
Ей лучше уехать.
И, кроме того, когда ты продашь свою книгу
издательству, все переменится.
Ведь правда?
Мы поедем в Париж,
закажем Шато Латур 61 года,
будем писать плохие стихи.
Все будет отлично.
Мы умираем лишь однажды.
Но всю жизнь.
Это Мольер.
Она приехала, радость моя.
На этот раз я о ней позабочусь лучше.
Лоррейн Уилл.
Увидимся завтра.
Твоя мама любила сюда приходить.
А почему ты о ней так много говоришь?
Скучаю, наверное.
Ты ее любил или что?
Мы все ее любили.
Она умела задевать людей за живое.
Ты это знала?
Не так чтобы очень.
За день до смерти моей бабки, старушка
сказала мне, что Лоррейн очень эгоистична.
И она рассказала мне о моем отце.
Правда?
Это был какой-то саксофонист из Мемфиса.
В принципе, они просто
переспали разок.
Я так думаю, что бабушка
хотела меня предупредить,
что когда она умрет,
мне придется остаться одной.
Ну, она оказалась права.
После ее смерти, я ничего
не получала от Лоррейн.
Я даже никогда не слышала, как она поет.
Твоя мама любила тебя.
Ты для нее была всем.
Она любила сидеть на том месте,
где ты сидишь сейчас.
Сидеть и писать.
Она называла это дерево <<Деревом жизни>>.
Это так забавно.
Ты выбрала не тот бытовой прибор.
Что?
Чтобы правильно покончить с собой,
надо засовывать голову в духовку.
Черт возьми!
Ты сегодня с утра, похоже,
настроена на рабочий лад.
Бобби! Иди сюда!
Смотри, что сделала Пэрси!
О, боже! Прекрати орать.
Я вижу также, чего она не сделала.
Она не уехала.
И не уедет.
Это и для тебя тоже.
Ну, что ж, тогда всем доброе утро.
Чего-то я еще ничего
не слышал про школу.
Ты, что, пропустила один из классов?
Даже несколько.
10, 11 и 12. Не возражаешь?
Бог ты мой.
Так с нами поселилась недоучка?
Смеяться легко. Но заработать себе
на жизнь я все равно могу.
Слушай, если ты не будешь болтаться
по дому, сбивая Лоусона с настроя,
мне все равно, что с тобой будет.
А тебе надо работать.
И ты собираешься гнобить ее
вот так постоянно?
А ты хочешь, чтобы она тут торчала
целыми днями? Ты этого хочешь?
А тебе не приходило в голову, что,
если мы поможем ей встать на ноги, то...
Мы поможем?
- Она могла бы далеко пойти.
- Как мы ей поможем?
Ну, я-то тебя знаю.
Ты больше хочешь помочь ей:
снять ее славные маленькие трусики.
Вот чего ты хочешь.
-Да иди ты.
- Ну, все, все. Проехали.
Лето в Новом Орлеане словно закутано
в толстую пелену
неподвижного влажного безветрия.
Ну, ребята,
давайте поиграем в джин.
Ты, что, не видишь - мы работаем.
Ну и идите к черту.
Дом Лоррейн будто сжимался
на глазах с каждым днем.
Какого черта? Выключи эту музыку!
Разве ты не видишь, что он работает?
Господи ты боже мой!
И долго ты собираешься рассиживаться здесь,
прокуривая наши деньги?
Лоусон сказал, что не возражает.
Сигареты Лоусона в красных пачках.
Мои в зеленых.
Ты не будешь курить сигареты в зеленых пачках.
Это сигареты Бобби. Мои.
Слушай, что за хрень ты пьешь?