возвращение
домой!
Возвращение домой того, кто
больше не хочет быть гостем.
И уже невозможно
обрести ту улыбку,
которая когда-то
всегда была с нами.
Невозможно обрести
радостное объятие
полноты жизни
при пробуждении
или незадолго
до пробуждения.
Невозможно обрести сладость,
в которую мы прятали свои лица,
которая доказывала, что наши
видения - не просто случайность.
Где всё было нашим - тогда
всё было предоставлено нам.
О, возвращение
домой!
О, космическое
время,
где всё говорило
в немых глазах ребёнка
и всё было
новым созданием.
О, музыка -
в нас и
вне нас.
Красота, играющая
сама с собой.
Человек, играющий
своими символами.
Его единственный шанс избежать -
хотя бы символически -
страха перед
одиночеством -
повторять
снова и снова
самовнушение
красотой,
полёт
в красоту,
игру
полёта.
Отчаяние
искусства,
его отчаянная
попытка
создать неувядающее
из того, что увядает.
Из слов, звуков,
камней, красок -
так, чтобы созданное
пространство могло пережить время.
Хотя имеющие власть
строят залы,
заполняя их
факелами и музыкой,
наполняя их телами -
множеством тел,
и лицами -
множеством лиц.
Что тоже -
своего рода сон.
Не искусство и не техника.
Тайна.
Раскрыть её,
волшебное зелье.
Зажечь фонарь,
тоже волшебный.
История кино вначале была
связана с таким врачеванием.
Замученные тела
Эйзенштейна,
далёкие тела
Караваджо и Эль Греко
беседуют с анатомическим
разбором Везалиуса.
Джоан Фонтэйн, глядящая
на стакан с молоком -
это ответ не
героине Делакруа,
а собаке
Пастера.
Кодак сколотил состояние
благодаря рентгеновским лучам,
а не Белоснежке.
Так как кино хотело
подражать движению жизни,
то это было
нормально, логично,
что индустрия кино прежде
всего стала продавать себя
индустрии
смерти.
О, сколько
сценариев о младенцах,
о цветах...
Но сколько о
стреляющих орудиях?
Потому, что -
вот что случилось:
изобрели
цветную фотографию.
Цвет уже
существовал.
На заре
20-го века,
техника решила
воспроизводить жизнь.
И так изобрели
фотографию.
Но мораль
была ещё сильна -
и они готовились
лишить жизнь её сути.
И начали
оплакивать это убийство.
В траурных
черно-белых тонах -
так и появилась
фотография.
Это
не гравюра.
Цветы Надара не копируют
литографии Дорэ.
Они
отменяют их.
Вскоре, чтобы
замаскировать траур,
цветные фильмы начнут широко
использовать похоронные венки.
И Скарлетт О`Хара
ещё раз пообещает
подумать об
этом завтра.
О чём?
О счастье.
Потому, что можно скорбеть,
но и нужно об этом забывать.
И Мадам де Сталь
сказала нам, как.
Она написала Наполеону:
Слава, Сир -
это ослепляющий
плач счастья
Слава, прожекторы,
Оскары, фестивали.
На 50 Сесилей де Миллей
сколько Дрейеров?
Всё, что я говорю - можно
сказать и про мюзик-холл.
Так как я сам - человек,
который поёт и танцует!
Перевод и подготовка титров:
valenssia fenixclubВсегда,
когда Вы готовы...
Истории кино
и телевидения.
Рассказать их мог бы только
кто-нибудь от Новой Волны.
Новая Волна - возможно,
единственное поколение,
которое выдвинулось к середине века,
и, возможно - к середине истории кино.
Кино - это
предприятие 20-го века.
Предприятие 19-го века, которое
реализовалось в 20-м веке.
Вам повезло заняться
этим достаточно рано,
чтобы наследовать историю -
уже достаточно богатую и сложную,
наполненную
событиями.
Чтобы выделить достаточное количество времени
и посмотрел достаточное количество фильмов
и решить для себя -
что в этой истории более,
а что менее важно.
Представить
историю во времени...
Мы знаем, что Гриффит
идёт перед Росселлини,
Ренуар -
перед Висконти.
И Ваше прибытие
в историю, которая
уже может быть рассказана,
всё ещё может быть рассказана.
Рассказана, как сказка - но
история остаётся нерассказанной.
Но уже было
достаточно...
достаточно знаний
и страстей,
чтобы можно
было сказать...
понять, что
мы находимся
перед чем-то
и после чего-то.
Приближаясь к рубежу