Канудо и Деллюка -
даже никогда
не видев его.
Ничего общего с
субботними киносеансами
в Воксе, Паласе,
Мирамаре,
в Варьете.
Те фильмы
были для всех.
Но не для нас.
Всем - но не нам.
Потому, что
настоящее кино
было невозможно
увидеть.
Исключительное
в своём роде.
Это была...
Это была...
Это была
Мэри Дункан.
Не так ли,
Жан Жорж Ориоль?
Но нам никогда
не увидеть Реку.
Нам пришлось
любить её вслепую.
И по памяти.
То же самое
с толпами народа в Октябре.
И с теми в
Да здравствует Мексика!
Не так ли,
Джэй Лейда?
То же самое - с трамваями
в Восходе Солнца.
Не так ли,
Лотте Эйзнер?
Уже забытое,
всё ещё
запрещенное,
всегда невидимое.
Таким было
наше кино.
И оно
осталось со мной.
И Ланглуа
подтвердил это.
Вот точное слово.
Мы были поражены,
что
существует образ,
который искупает -
эту реальность!
Больше, чем
Эль Греко в Италии
и Гойя - тоже в Италии,
и Пикассо - перед Гойей.
У нас
не было прошлого.
Этот человек
с авеню де Мессин
подарил нам
прошлое,
преобразованное
в настоящее -
во времена Индокитая,
во времена Алжира.
И когда он впервые выпустил
Надежду Человека -
мы были меньше поражены
Гражданской войной в Испании,
чем единством
метафор.
Мы ошибались только в том,
что думали - это было начало.
Тот Штрохейм
не был убит,
тот Виго
не был запятнан,
и те 400 ударов
продолжались.
Они становились
слабее.
И 30 лет спустя,
нам пришлось признать, что если
наша храбрость была побеждена,
нам пришлось
признать,
что это было,
вероятно,
не по причине отсутствия
храбрости, а из-за слабости.
И, вероятно...
Я, должен, наконец,
понять,
что силы слабого
взаимодействия -
четвёртая стена
дома нашего мира -
что эта слабая сила
и есть искусство.
И его последний
новорожденный -
кинематограф.
Что это за музей?
Футболок?
Это -
Новая Волна, Одри.
Что тут
было делать Домье?
Спроси стражу.
- Довольны?
- Здесь есть интересный материал.
Я не согласна.
Тонны рабочего
материала.
Но всё безымянное.
Это - Новая Волна. Теория
авторского кинематографа.
Сделано авторами.
Труды!
Ваш друг - прав.
Сначала - произведения,
потом - люди.
У Вас нет сердца!
Мы многое можем снять.
Но сердца нам недоступны.
Я не знаю.
Это время
безработицы.
Кто без работы?
Порой бывало, что рук слишком
много, а сердец слишком мало.
Да, бессердечное время,
но работа есть.
Когда эпоха больна,
и работы для всех не хватает -
к нам обращаются
с новыми призывами.
Нас призывают
работать сердцем,
вместо того, чтобы
использовать руки.
Я не знаю эпохи,
когда бы её сердцам
не хватало работы.
Всё то же самое.
Бекер.
Росселлини.
Мельвилль.
Франжю.
Жак Деми. Трюффо.
Вы знаете их.
Да,
это были мои друзья.
Перевод и подготовка титров:
valenssia fenixclubНастала
необходимость
проинформировать
Европейские правительства
о факте столь
незначительном,
что, похоже, они
даже не в курсе.
Население
уничтожается.
Где? В Европе.
А свидетели есть?
Один свидетель:
целый мир.
Правительства
замечают это? - Нет.
У народов есть что-то, что выше их,
и при этом ниже их - правительства.
Иногда это противоречие
становится явным.
Носители цивилизации - люди.
Носители варварства - их лидеры.
Это намеренное
варварство? - Нет.
Просто
профессиональное.
Правительства игнорируют
знания человечества.
Правительства умеют быть
только близорукими:
это - основа
Государства.
Человечество смотрит
другими глазами::
совесть.
Европейские правительства
удивятся, узнав:
преступления
есть преступления.
У Правительств прав
на убийство не больше,
чем у людей.
Европа демонстрирует
солидарность.
Всё, что сделано в Европе -
сделано Европой.
Правительство
животных
должно рассматриваться,
как животное.
В эту минуту -
совсем рядом
люди убивают, поджигают,
разбойничают,
режут горло
своим родителям,
торгуют девочками
и мальчиками.
Самые юные
порублены мечами.
Семьи сожжены
в своих домах.
За несколько часов число
жителей