христиан.
Урс работает по ночам.
В доме только две женщины.
Откуда ты это знаешь?
Я был в руках христиан,
и они пощадили меня.
Посему, не удивляйся, господин,
что благодарность наполнила
мое сердце.
Поэтому я интересовался ими.
Прежде всего я думал о тебе.
Только от тебя зависит, окажется
ли эта великодушная царевна
уже нынешней ночью в твоем доме.
Но если это произойдет,
то ты наградишь меня, господин?
Я не сделаю того,
что ты мне советуешь,
но без награды ты не уйдешь отсюда.
- Триста розог!
- За что?
О, персидский царь, за что?
Колосс милосердия! Я служил тебе.
- Такая твоя благодарность?
- Как и твоя христианам.
Триста розог!
Пятьдесят, пятьдесят.
Нет, не триста, не триста.
Нет, пятьдесят. Сто.
Нет, не триста. Сто. Смилуйся!
Ради Христа!
Господин, этот старик лишился чувств.
Привести ко мне!
Знай же, что я простил тебя
ради того Христа,
которому я сам обязан жизнью.
Я буду служить, господин.
И Ему, и тебе.
Приветствую вас во имя Христа,
которого вы чтите.
Да будет имя Его славно вовеки!
Выслушайте меня ты, Петр, и ты, Павел.
Я знаю, что здесь находится Лигия.
Я мог бы окружить этот дом
и захватить ее,
однако, я этого не сделаю.
За это да пребудет на тебе
благословение Господа нашего.
Я пришел к вам, потому что вы
заменили ей отца и мать;
дайте мне ее в жены;
я клянусь,
что не буду запрещать ей чтить Христа.
Она мне дороже зеницы
собственных очей;
я не враг ни вам, ни Христу.
Когда я думаю о Лигии,
что она чиста, как снег,
то люблю ее еще больше,
а когда я думаю, что она такая,
благодаря вашему учению,
то люблю и это учение,
хотя я его не понимаю.
Видите, я искренен.
Греция создала мудрость и красоту,
Рим - могущество,
а вы что несете?
Мы несем любовь.
Кто стучится, тому откроется.
И милость Господа на тебе,
посему я благословляю тебя,
твою душу и твою любовь.
Лигия, ты любишь его?
Люблю.
Любите друг друга,
ибо нет греха в любви вашей.
Я не от тебя убежала.
Так почему же ты это сделала?
Сам знаешь.
Вели Урсу пойти в дом Авла,
забрать твои детские игрушки
и перенести ко мне.
В моем краю обычай велит иное.
А вот в Риме их вносят за невестой,
но ты сделай это для меня.
Я заберу их в свой дом,
и они будут мне напоминать тебя,
пока не придет та минута,
когда ты сядешь у моего очага.
Горох с оливковым маслом не помог,
платок на толстой шее не помог,
и Меднобородый охрип.
Проклинает Рим и его воздух.
И поэтому мы уезжаем в Анций.
А знаешь, почему эта обезьяна охрипла?
Вчера станцевал нам историю Леды,
после чего вспотел и простудился.
Никто не позовет больше. Люди сгорели.
Хоть будут с треском пылать дома.
И снопы искр летят средь пепелищ.
Кто может позвать? Кровавые ли трупы
тех, кто жил здесь? Уж целый город
превращен в ничто,
но стены терзает еще
жадный огонь. Твоя прелесть, Троя,
утрачена в горе до самой гибели
и конца; слышны только шаги,
крики и тишина.
Теперь же Троя - огромный факел,
жертвенный костер и пепелище.
Стихи, годные для сожжения.
Что ты находишь в них плохого?
Ты хочешь правды? Так я тебе скажу -
они хороши для Вергилия,
хороши для Овидия, даже для Гомера,
но не для тебя.
Этот пожар, который ты описываешь,
недостаточно пылает.
Твой огонь недостаточно жжет.
Не слушай их льстивых похвал.
А знаешь почему?
Ты можешь создать произведение,
о котором мир до сих пор не слышал,
поэтому я в глаза тебе повторяю -
напиши лучше!
Боги дали мне немного таланта,
но, кроме того, дали
значительно больше -
подлинного знатока и друга,
который один умеет говорить
правду в глаза.
- Я выброшу их!
- Нет! Нет!
Даже такие дрянные,
они принадлежат человечеству.
Позволь мне, в таком случае,
отослать их тебе с возвратом
в футляре по моему выбору.
Мой пожар Трои недостаточно жжет.
Ты мне открыл глаза.
А знаешь, почему так происходит,
как ты говоришь?
Когда ваятель хочет
создать фигуру Бога,
он ищет образец.
Я же никогда не видел горящего города.
В моем описании не хватает правды.
Прикажи только,